Ведь в целом, что такое любовь? Это уверенность в своём выборе, доверие, взаимопонимание и уважение, это признание ценности близкого человека как личности и его ценности для себя. Это чувство, которое пробивается на свет маленьким и хрупким ростком влюблённости и может окрепнуть и разрастись до огромного, массивного, поражающего своим могуществом дерева, а может зачахнуть от первого же холодного ветра.

Настоящей любви нужно время. Любовь требует работы над собой, признания своих ошибок и умения прощать ошибки чужие. Она может забирать даже больше, чем давать, и с этим тоже придётся смириться.

Любовь нужно заслужить. Любить ещё нужно научиться.

Вот только эта тщательно продуманная и выдуманная мной мантра переставала работать, как только мы с Максимом оказывались вместе. И неизменно возникал момент, когда он прижимал меня к себе, и лёгкие мои заполнялись до отказа его запахом, а его пальцы жгли случайным прикосновением шею и зарывались в волосы, губы трогательно прислонялись к моей щеке. Случался взрыв, и внутри у меня рождались новые галактики с миллионами мерцающих перед прикрытыми глазами звёзд.

И мне хотелось шептать, говорить, кричать своё люблю, пока не сорвётся голос, пока не закончится воздух, пока не выжжет меня изнутри вскипающая лавой кровь.

Люблю, люблю, люблю.

«Кому нужна твоя любовь, Полина?» — ехидно повторяла я про себя, вспоминая, как начинались наши отношения. Как яростно мы ругались, упрямо противостояли друг другу и до последнего не желали отступать. Наверное, оттуда всё и пошло: мы слишком заигрались в войнушку, слишком много времени и сил потратили в этом противостоянии, чтобы просто разойтись ни с чем.

Раздражение переросло в интерес, интерес — во взаимную симпатию. И это ведь прекрасно.

Мы нравимся друг другу, нам приятно проводить друг с другом время, нам весело и уютно вместе. Разве этого не достаточно? Разве не так я представляла себе свои первые отношения, не такие картинки лёгкого, беззаботного счастья рисовала в собственном воображении?

«Кому нужна твоя любовь, Полина?» — вторило противное эхо в моей голове, пока я снова уговаривала себя, что все эти высокие чувства, облекаемые в красивые слова в самый не подходящий для этого момент, только всё усложняют. А я ведь не хотела усложнять. Не хотела делать из наших отношений что-то возвышенное и вечное.

Только почему же тогда мне так обидно, тяжело и больно?

Не то чтобы я не верила в искренность Иванова. Нет, после проведённой вместе недели мне больше не казалось, что всё это может быть лишь частью какой-то игры, жестокого пари или обычным любопытством с его стороны. Но и осознание того, насколько мы разные по характеру, мировоззрению, даже социальному статусу — тоже пришло и теперь давило на меня огромной каменной плитой.