Светлый фон

— Почему ты никого не предупредил?

— А как? Ноутбук я разъебал следом. Не в том я тогда состоянии был, чтобы сначала сесть и разослать всем сообщения. Мы так орали, что соседи два раза участкового вызывали. Даже подрались слегка, — ухмыльнулся Чанухин, прищурившись с явным наслаждением. С одной стороны у него на скуле действительно виднелась уже наполовину зажившая ссадина с желтоватой каймой. — Когда понял и смирился с тем, что моё мнение ни одному из них не интересно, собрался и ушёл. Честно, я даже не заметил, что уже неделя прошла. Для меня всё было как один очень длинный и очень хуёвый день.

— А с чего они должны считаться с твоим мнением? Если ты не берёшь деньги у отца, то берёшь у матери, которая и так в ночные смены пашет постоянно…

— Да знаю я теперь, в какие ночные смены она пашет, — с презрением выплюнул он, схватившись за бутылку вина и начав судорожно снимать обёртку. — Деньги, деньги… не в этом дело. Врать-то мне нахуя было? Вот так внаглую, в глаза, каждый день? Или врали бы уж до конца, к чему эти признания? Семь лет, Макс! А развёлся-то он меньше года назад. Я что, в ладошки от счастья похлопать должен и пустить слюни от счастья, что папочка с мамочкой сошлись?

— Так что именно тебя бесит: что отец был женат или сам факт того, что твоя мать посмела с ним сойтись и не спросила у тебя разрешения? — с лёгкой издёвкой уточнил Максим. — Спать твои родители могут с кем хотят, смирись с этим.

— Смириться? Сам-то ты не очень счастлив был, когда мамаша снова решила замуж выскочить.

— Я хотя бы не бросался драться с её новым мужем и не убегал из дома родителям назло.

— Какой ты молодец! Хочешь, встану и поклонюсь тебе, о образец выдержки и здравомыслия?! — Слава попытался подскочить на ноги, но зацепился ногой за ножку плетёного дивана и тут же ничком рухнул обратно. И вместо того, чтобы продолжить выплёскивать собственную злость, он как-то подозрительно сник, стих, приложился к горлышку бутылки и снова заговорил пугающе-спокойным тоном: — У тебя какая фамилия? Иванов? Как у отца, правильно? А у меня — девичья фамилия бабушки. Не потому что мать так из принципа решила, а потому что папаня запретил. Испугался, что если дать его фамилию, то потом кто-нибудь может узнать и связать меня с ним. Словно этот мудила единственный Коваленко на всю ебучую многомиллионную Москву. И да, мне обидно. Мне настолько обидно от этого, что я предпочёл бы с ним на одной планете не жить, не говоря уже об одной квартире.

— Где ты был всю ночь? — помолчав несколько минут и тоже сделав несколько глотков вина, решил перевести тему Максим. Славу он понимал. И родителей его отчасти — тоже. И поступок Риты, опрометчивый и глупый, тоже мог оправдать. Вот только среди всех этих в равной степени правых и виновных людей теперь спутывался такой плотный клубок непонимания, обид и ненависти, что размотать его казалось сложнее с каждым совершаемым кем-либо из них движением.