Светлый фон

Я хочу смотреть на мир сквозь призму возраста, не мучиться кошмарами, в котором голос Олега Германовича приговаривает меня к одному бесконечному: “Он так и не пришел в себя…” И эта фраза каркающим эхом отдается внутри меня, заставляя проснуться в очередной раз в холодном поту и перекреститься, наплевав на всю свою нерелигиозность.

Хочется доехать к нему и увидеть уже хоть как-то. Хоть в самой реанимации, плевать. Лишь бы убедиться, что он все еще живой.

— А что насчет Яра? — метко спрашивает Света, будто точно ощущая направление моих мыслей. — Что там у вас, кроме того, что я знаю?

Ничего. Как в песне про моряка и морячку, вечно происходит какая-то дичь, которая мешает мне находиться рядом с ним.

— Получается, ты его простила? — задумчиво интересуется Света, когда я ей путано объясняю статус нынешних отношений. — Из-за того, что он за тебя вписался?

— Нет, — я покачиваю головой, — я простила его раньше. Это было совершенно по-идиотски, я не должна так спускать такие поступки в мой адрес, но… Он никогда не был безобидным котиком. И я об этом знаю. Сейчас даже больше, чем восемь лет назад. Только выходит, что я знаю об этом и принимаю. Скажешь, я мазохистка?

— Детка, единственная мазохистка в этой комнате — это я, — Света чуть ухмыляется, вытягиваясь от макушки до кончиков пальцев на диванчике с резной сложной спинкой, — причем это ни разу не метафора. А ты… Отношения двух людей всегда заходят в такую степь, когда ты должна определить — можешь ли ты оставить некоторые вещи позади или все-таки нет. Ты смотришь вперед и думаешь — он сделает это с тобой снова?

Конечно, я не могу знать наверняка, но…

— Нет, — я покачиваю головой. — Условия сейчас совсем другие. Просто потому, что повториться тому, что произошло, мы уже не позволим. А еще…

А еще я просто верю Ярославу Ветрову.

Я ему верю.

— Вот это и есть самое важное, — Светка мурлычет, перекатывается на живот, приподнимает голову и смотрит мне за плечо. Её взгляд становится томным.

— Добрый вечер, Эдуард Александрович.

Мне даже не приходится оборачиваться, чтобы понять, кто именно вошел в комнату.

— В гостях у меня можно просто “Эд”, — милостиво комментирует мой босс, вальяжно проходя ближе. К дивану, к Светке...

Кажется, нам пора...

 

Работа оказывается спасительной бездной. Тем, что заставляет не думать. Не ждать, пока наконец завибрирует телефон, не дергаться к нему каждую секунду.

Впрочем, кого я обманываю — я все равно дергаюсь. Каждые пятнадцать минут, растягивая себе рабочий день практически до одной мучительной бесконечности.