Даже на переговорах, даже вырубив звук — я все равно кладу телефон прямо перед глазами, чтобы не дай бог не пропустить…
И все равно пропускаю.
Пропускаю, просто забыв телефон на столе и вспомнив о нем в самую последнюю секунду. Вернувшись и увидев на экране один пропущенный. Не от клиники. От него…
Кажется, в эту секунду у меня сердце вообще забыло, как ему биться.
Надо ведь перезвонить! Сейчас же!
Я не успеваю — телефон сам начинает вибрировать в моей ладони.
От неожиданности я даже не сразу попадаю по зеленой трубке. Каким-то неведомым образом умудряюсь промазать мимо сенсора аж три раза, а когда попадаю — чуть не роняю телефон на офисный паркет. Чуть! Чуть-чуть не считается!
— Ви… — он звучит немножко устало, но все-таки бодро. У меня встают дыбом волоски на шее, до того я соскучилась даже по его голосу. А по щекам бегут слезы. Боже, я и вправду его слышу? Приходится даже щипать себя за запястье, чтобы поверить, что это все-таки не сон. Даже если дощиплю до синяка — мне очень нужно это убеждение.
— Эй, ты там? — по всей видимости, я молчу слишком долго, это даже начинает тревожить.
— Нет, я в печали, Ветров, — я улыбаюсь, стирая пальцами слезы, — неужто ты пришел в себя до того, как твои две недели кончились? А я уж думала, придется списать тебя за профнепригодность.
— Викки, — я даже по тону слышу, как он закатывает глаза. Да-да, дорогой, это не имя, это диагноз. Твой диагноз. Тебе с ним жить, между прочим. Сколько вытянешь!
— Как ты? — я закрываю глаза, прислоняясь лбом к стене и удивляясь, что та не торопится дымиться.
Яр объясняет, как он. Быстро, емко и непечатно. Основная его проблема в том, что в клинике работают не нормальные врачи, а долбанутые параноики. Иначе он бы еще вчера выбил себе перевод в нормальное отделение, а они еще сутки на него любовались.
— Может, ты приглянулся какой-нибудь симпатичной медсестричке? — ревниво интересуюсь я. — Вот она тебя и не выпускала, надеясь, что ты ко мне охладеешь.
— Не дождешься, — хрипло припечатывает Яр, и мне даже хочется захныкать от того, как выворачивается в груди сердце. Пожалуй, да, я слишком много болтаю. Можно и помолчать, послушать только его дыхание. Сколько я за эти дни грезила об этой малости.
— Приедешь ко мне, Ви?
Нет, милый, не приеду. Я к тебе прилечу!