Шавки, какие шавки! С безопасного расстояния исходят тявканьем, а чуть стало страшно — поджали хвосты и — за чужие спины.
— Нет, ну куда только милиция смотрит?! Хотя — известно куда: без взятки — задницу не поднимут. Мусора — они мусора и есть, — повернулся он ко мне. — Ба, да это вы? Опять — вы?! Как что-то случается — всюду вы!
Старый знакомый! Хозяин бультерьера! То-то мне голос знакомым показался!
— Я за вашей спиной, по крайней мере, не пряталась, — я попыталась перебраться подальше от него, поближе к выходу.
— Фу ты ну ты, а что ж ты сама молчала-то, что ж не геройствовала? — тявкнул он вслед.
На передней площадке всхлипывала кондукторша, благодарно уткнувшись старичку в плечо, а тот успокаивал ее:
— Ну все, все, не реви, да у него и пистолета-то не было, наркоман, наверное, глаза-то видела какие? А ты — молодец. Хоть и женщина, а не испугалась, вон как девчонку-то спасать бросилась.
— Да дочка она моя, доченька-a… Все, заберу ее отсюда, пусть дома сидит, — плакала тетка.
Трамвай спокойно катил по маршруту…
«Жанночка, здравствуйте!
Что-то давно от вас нет писем. Надоел я вам, наверное, со своими переживаниями. Но я не обижаюсь и не удивляюсь. Я — привык. Жизнь постоянно поворачивается ко мне темной своей стороной, и я, если можно так выразиться, давно уже привык жить без света и тепла, согревающего душу. Тепло это мужчине может дать только женщина. Что ж, видно, на роду мне написано одиноким и бесприютным псом скитаться по ледяной жизненной пустыне и, в конце концов, умереть под чьим-нибудь забором, глядя на свет чужого очага.
Жанночка, не подумайте, что я жалуюсь, но в минуты подобного одиночества так хотелось бы получить хоть парочку строк, написанных дружеской рукой. Я так надеюсь на это!»
Мама дорогая! Это он серьезно, что ли? Я все больше и больше теряюсь перед таким эмоциональным напором. Я не знаю, как отвечать таким вот одиноким страдальцам. Я не умею так красиво описывать муки одиночества. Может, Лерке подсунуть — пусть она помучается над ответом? Заодно и опыта в общении с контингентом мужского пола поднаберется. Да нет, нельзя. Нечестно, можно сказать. Только что же ему написать-то?
— Привет, Жаннет! Как жизнь, чем порадуешь? — Людмила была явно в хорошем настроении. — У меня для тебя сюрприз.
— Люд, не люблю я сюрпризов, ты же знаешь. Хорошими они редко случаются.
— Ну и зря. Хотя у меня не столько сюрприз, сколько — должок!
— Чего-чего? Ты это о чем?