— Господи Иисусе, — выругался дядя. — Останови машину.
Я не стал дожидаться, пока он произнесет эти слова, — я прыгнул. Помню, как один раз перекатился, а потом ударился о столб. Помню, как его голова выглянула, а затем он пробормотал:
— Чертов ублюдок. Наслаждайся холодом.
А потом он бросил меня посреди пустынной улицы.
Поначалу я даже не мог стоять. Это из-за алкоголя, или, возможно, из-за легкой боли в боку, когда я ударился о столб.
Но это было намного больше.
Это был страх — хуже, чем Хэллоуин, хуже, чем костюмы.
Я хотел к маме и папе, но я не знал, как их найти.
Они были на вечеринке и оставили меня с дядей Эдом. Я ненавидел дядю Эда. Я буду счастливым, когда он уедет в Австралию.
Помню, как я держался за столб негнущимися пальцами, а затем медленно шел. Помню, как застегивал рубашку и брюки, потому что папа сказал, что Астор всегда должен выглядеть прилично.
А потом я побежал. Я быстро и сильно бежал по улице, потом споткнулся и упал, а потом снова встал и побежал. На обочине дороги было много деревьев, и у них были лица, и их лица были похожи на демонов из маминых рассказов.
Тогда я позвал ее.
— Мама! Где ты, мама?
Когда она не ответила, я позвал:
— Папа? Найди меня.
Он тоже не ответил. Я не переставал хромать, спотыкаться и падать, но плакать не мог.
В моих глазах не было ни единой слезинки.
Я был порядочным мальчиком. Хорошим мальчиком. Я не мог плакать. Поэтому я снова позвал их.