— У тебя какие-то проблемы на этот счет? Или боишься, что тебе придется перед кем-то светиться ошейником и прочим?

Нет, ты боишься совершенно другого, поскольку не можешь и мысли допустить, что кто-то чужой и абсолютно незнакомый человек будет знать, откуда на тебе все эти следы и синяки, и, ДА, делать вид, что не видит на твоей шее этот жуткий ошейник. Разве подобные вещи не должны оставаться только в рамках тех границ и на той территории, которая принадлежит лишь вам двоим? Вы все-таки не в романе "История О". Да и ты пока что еще имеешь и голос и право хоть что-то выбирать, и требовать тоже.

— Я просто не хочу здесь с кем-то встречаться еще. И тем более в таком виде. НЕ ХОЧУ, — голос дрожал, угрожая сорваться в любую секунду, если что-то пойдет не так, и если он опять попробует надавить там, где уже и без того все держится на честном слове.

— Эллис, успокойся. И старайся не забываться, когда разговариваешь со своим Мастером, не важно где, здесь или где-либо еще… Ну все, тише… тише, моя девочка, — успокаивающее поглаживание нежнейших пальцев обеих ладоней по лицу и влажным волосам со скупыми поцелуями в макушку и пробор над лбом. И похоже именно эти щедрые ласки заботливого Хозяина с его окутывающей ментальной клеткой усиливают нервную тряску до максимальной амплитуды. Ты не рыдаешь и не заливаешься слезами только потому, что частично злишься, и скорее на себя, и из-за что не способна противостоять собственным внутренним порывам, ощущениям и желаниям. Тебя до сих и с не меньшим безумием тянет в эту клетку, в его руки, в забвение, которое только он был способен тебе подарить и наполнить им до краев.

— Никто и никогда не увидит тебя такой. Обещаю, — это лишь его прерогатива, его парафия и его персональная вип-территория, на которую он никогда и никого не допустит извне. Неужели ты так и не поняла этого за все эти дни? Даже сейчас, когда он вытирал тебе волосы и уже брал со столика трельяжа твою щетку-расческу (появившуюся на резной столешнице с феном и косметическими средствами по макияжу явно не благодаря стайке цветочных фей или диснеевским мышкам). Ты принадлежала только ему, ты была ЕГО куклой, которую только ОН имел право раздевать-одевать, купать, кормить, причесывать и особенно собирать на работу. Он и никто другой.

— Только предупреждаю сразу, если на работе с тобой что-то случится — потеряешь обморок (и не важно где: у кого-то на глазах или в туалете в своем кабинете) или тебя опять стошнит — всю оставшуюся неделю проведешь здесь, до полного восстановления. И никакие возражения приниматься не будут. Это констатация, а не один из вариантов возможных последствий.