Смотрю на девушку в своих руках и понимаю, что в этой гребанной жизни мне повезло.

Не размыкаю рук до самого самолете. Просто не выпускаю Алину. И никто не решается сказать, чтобы отпустил.

Укладываю в кровать и заставляю себя отойти. Самолет набирает высоту. А я все пытаюсь прийти в себя. Уделала меня Алина Вишневская…

Никто не смог. Ни в одной схватке слабину не дал, а вот маленькая Вишенка обыграла меня по всем фронтам…

— Где я? — едва уловимый слабый голос заставляет отбросить мысли и ответить кратко:

— В моем самолете. Почему ты назвала моего сына Владиславом?

Не хочет Алина отвечать. Вертит головой, как затравленный зверек.

— Где мой сын, Лекс?

— Он под наблюдением врачей.

— Мне нужно к нему, я хочу его видеть.

Пытается вскочить. Глупая Вишня. Накрываю ее своим телом, чтобы не трепыхалась.

— Мне нужно к нему! Пусти!

Шипит моя кошка. Заводит.

— Угомонись, Алина, ты под капельницей. Тебе назначен покой и реабилитация, если не хочешь от потери крови откинутся.

— Я хочу к своему ребенку. Почему он не со мной?

Пытаюсь найти ответ на вопрос. Но Алина не отвечает. Уходит от ответа. Не сдается. Бунтарка. А я хочу понять ее. Узнать почему она такая гордая, почему назвала ребенка именем деда и не пришла ко мне…

Ведь любит. Хочет. Жаждет.

Вся как на ладони, моя горячая сочная девочка. Продавливаю ее сопротивление, бью фактами хлестко, потому что крышу сносит, когда малышка пытается отвертеться.

— Влад — мой сын. Только мой! Ты к нему никакого отношения не имеешь.

Только от одной мысли, что мог быть у Алины другой, что-то внутри ломается. Теряю контроль.