– Время. Свободное время. Потому что умная голова способна думать, вместо того чтобы добывать пищу и сражаться с другими кланами, которые только и делают, что пытаются угнать чужой скот.
Хэтти мысленно это представила.
– То же самое и с искусством, – кивнула она. – С книгами и музыкой.
– Да, – согласился он. – Поэтому я не считаю корнем зла разделение труда или владение средствами производства.
– Но одни рисуют картины, а другие сидят в штольнях!
– С киркой ты бы управлялась гораздо хуже Бойда; ему не хватило бы терпения разобраться ни с кистью, ни с фотоаппаратом, – парировал Люциан. – Однако ты наслаждаешься теплым камином, а Бойд будет радоваться твоим фотографиям. Значит, ты должна платить достойную зарплату и создавать хорошие условия труда. Если твоя белошвейка лишается зрения, потому что работает часы напролет без перерыва, чтобы на столе была еда, – вот тогда ты должна чувствовать себя виноватой. Этого терпеть нельзя.
– Я и не терплю, – сказала Хэтти. – Кто решает, что справедливо, а что нет?
Люциан молчал долго.
– Не знаю, – наконец протянул он. – Когда у меня появилась собственность, я пытался читать книги тех, кто более образован, чем я. Локка, Кольриджа и им подобных. Насколько я понял, законы рынка справедливыми не бывают. Поэтому нам нужно регулирование и систематическое перераспределение материальных ресурсов.
– Как насчет Маркса? – прошептала она. – Он говорит, что ты богатый, потому что держишь своих рабочих в нищете. Ты читал его работы?
– Кое-что читал, – ответил Люциан. – Я согласен с его критикой, но не согласен с идеями. Кстати, даже он сказал бы, что есть еще много вариантов между лицемерием и жизнью в бочке – как там его звали, этого философа?
Она улыбнулась.
– Диоген.
– Точно. Так вот, какие беды мира он устранил, сидя в бочке и превознося нищету?
– Полагаю, никакие.
Хэтти почувствовала его руку на бедре, тяжелую и теплую, и в ответ ее тело смягчилось. Какое счастье, когда есть муж, который знает, как ее успокоить!
Перед мысленным взором Хэтти возникла ножка с натертыми пальцами. Она подняла голову.
– Ты веришь, что бедность можно искоренить?
– Если ты имеешь в виду относительную бедность, то нет. – Люциан обнял ее крепче. – Если же абсолютную… Попрошаек на каждом углу, работные дома, трущобы? Убогие жилищные условия для рабочих? Тогда – да. Мы это изменим!
Из глубины ее души вырвалось теплое чувство, наполнившее тело до отказа. Хэтти казалось, что она вот-вот лопнет: болела грудь, легкие жгло. Она тихо дрожала в темноте.