– У меня был грипп. Люди ведь болеют не по собственной воле.

– Нили, да ты десять дней была в отрубе от снотворного!

– А потом у меня был грипп.

– Ну, я c той картиной не работал, но кое-какие факты мне известны. Ты пьянствовала, обжиралась… и в результате действительно заболела. Но когда ты поправилась, потребовалось еще три недели, чтобы ты сбросила лишний вес. И даже после этого в тебе осталось лишних десять фунтов, и пришлось перешивать все костюмы.

– Ну так и что? Я была в расстройстве. На той неделе окончательно решился вопрос о моем разводе. И еще Сэм Бернс, мой любимый оператор, заболел. А без Сэма я работать не могу. И никаких десяти фунтов лишнего веса во мне не было, я весила всего девяносто восемь. Просто костюмы были такие мерзкие, что я в них выглядела толстухой. – Она замолчала, потом c новой силой обрушилась на него: – Да, и вот еще что – вам придется пригласить другого художника по костюмам. Эти костюмы отвратительны. Тед никогда не позволил бы мне носить такое дерьмо!

– Но у Эллен Смолл девять «Оскаров».

– Ну и пусть для своих «Оскаров» костюмы делает, но только не для меня.

– Нили, ты мне симпатична. И только поэтому я говорю обо всех этих делах c тобой, а не c Боссом. Мне бы не следовало, конечно, спускать тебе c рук сегодняшнюю выходку. Босс, разумеется, узнает, что мы кончили рано, но я скажу ему, что мы отсняли эпизод раньше, чем планировали, а начинать работу над следующим было уже слишком поздно. Но неужели ты думаешь, что он и дальше будет мириться c твоими выходками?

– С чем?

– Ну, c твоими самовольными отлучками, c истериками…

– Ну знаешь, не затем я работала как вол и выбивалась в звезды, чтобы мне беспокоиться о кассе и прочем. Коль ты звезда, так пусть за тебя другие волнуются. Ты того стоишь. Этому меня научила еще Хелен Лоусон.

– Хелен Лоусон – настоящий профессионал, – резко заметил Джон. – Чего нельзя сказать о тебе.

– Ну и где ж она теперь?

– Она может играть на Бродвее, когда ей заблагорассудится…

– Ну что такое Бродвей? Ни на что другое она не может рассчитывать.

– Верно. И она это понимает. Но Хелен Лоусон ни разу в жизни ни на минуту не опоздала на репетицию. У нее есть только одно – замечательный голос. И она это знает. Она может проявлять легкомыслие во всем остальном, но в отношении голоса она расчетлива чрезвычайно. Она тоже монстр, как и ты, Нили, но совсем другого типа…

– Это я-то монстр! Да как ты… ты…

Он засмеялся и потянул ее за нос.

– Конечно, ты монстр, – сказал он добродушно. – Все звезды такие. Но Хелен – это, так сказать, звезда механическая, у нее только голос. Ты же… знаешь, детка, иногда мне кажется, что ты почти гениальна. Ты умеешь чувствовать – иногда даже слишком глубоко. – Он склонился над ней и взял ее за руки. – Нили, ты бесподобна. Единственная в своем роде. Но здесь не занимаются искусством – здесь делают деньги. И наших акционеров волнует не твой гений, а сборы. Понимаешь, детка, мы и так на десять дней выбились из графика, но, если ты поможешь, мы все наверстаем. Сцену в ночном клубе можно снять за один день вместо трех. Я уже все подготовил на завтра. Вызвал статистов. Я знаю, как все утрясти. Поработаю несколько ночей… массовки отсниму c твоей дублершей. Со спины будем снимать. Нили, мы еще все сможем. Пока еще можем все отснять вовремя.