Секунду она колебалась, потом на губах ее появилась холодная усмешка.

– А ведь ты меня почти уговорил, мой мальчик. Так вот из-за чего ты тут соловьем разливался. Но, как ты верно заметил, я монстр, а монстрам море по колено. Семь лет назад, поговори кто со мной вот так, я вскочила бы по стойке смирно и только повторяла бы: «Да, сэр, слушаюсь, сэр, так точно, сэр…» Я вкалывала как лошадь, довела себя до ручки… заработала студии целое состояние.

– И сама стала звездой.

– Да, и что я c этого имею? – спросила она, прошла в другой конец комнаты и налила себе виски. – Выпить хочешь?

– Предпочел бы пива, если у тебя есть.

Она подошла к бару и достала из небольшого холодильника банку пива.

– Вот что у меня есть, – сказала она, передавая ему банку. – Лучшее пойло в городе, да только мне в нем отказано. От него толстеют. У меня и бассейн есть, только пользоваться им нельзя – мне запретили загорать. Плохо смотрится на цветной пленке. У меня два шкафа битком набиты нарядами, а носить их некогда, да и некуда, потому что каждый вечер я должна торчать дома и учить текст к завтрашнему дню. Джон… – Она опустилась на колени и села возле его ног. – Как же это все вышло-то?

Он погладил ее по голове:

– Просто ты слишком стремительно взлетела.

– Нет, дело не в этом. Всю свою жизнь я играла в водевилях. Я ведь не какая-нибудь победительница конкурса красоты, и меня на студии не нужно было учить ходить, разговаривать, играть. Со мной заключили контракт, потому что у меня есть талант. Но конечно, кое-чему меня все-таки учили. Я стала лучше танцевать, восполнила кое-какие пробелы в чтении – прочла все книги, которые мне рекомендовал Босс. В общем, повысила квалификацию. Теперь я уже не выгляжу дурой, давая интервью. Но все же я пришла сюда благодаря таланту. Мне двадцать пять, а чувствую я себя так, будто мне все девяносто. И потеряла двух мужей. И все, что я в жизни знаю, – это бесконечное зазубривание слов, песен, танцевальных па, сон на таблетках, бодрствование – тоже на таблетках… Но ведь есть же в жизни что-то еще?

– В водевильной труппе тебе лучше было?

– Нет, и я ненавижу тех, кто утверждает, что ему куда как весело было жить впроголодь. Все это такое дерьмо. Однодневные гастроли, нетопленые поезда, тупая публика. Но было в той жизни что-то, что держало на плаву, вселяло энергию, – надежда была. Все было настолько мерзко, что как-то само собой верилось, что со временем все изменится. И была мечта о большом успехе, об устроенной жизни, о том, как все будет замечательно, когда и тебе наконец перепадет кусочек счастья. И эта надежда заставляла мириться c жизнью, верить в то, что не все так уж безотрадно. Но теперь сижу вот тут и думаю: «Боже ж ты мой… вот она и настала, новая жизнь… настала…» – и тошно становится. А дальше что?