«Неужели мне суждено догореть и погибнуть? – спрашивала она себя. – Неужели мой живой огонек никого не согреет, не осветит путь и никому не понадобится? Неужели так и останется единственной звездочкой на еще пустом небосводе? Не станет путеводной звездой для странника или пастуха и не явит пророческий знак для провидца или жреца? Неужели я угасну без цели?»

Так вопрошала она, озаренная внезапным светом мысли, и ее переполняла могучая, деятельная жизнь. Что-то внутри бурлило и рвалось наружу, божественные силы рвались на свободу, но к чему их приложить?

Она подняла голову к ночи и небесам – ночь и небеса ответили на ее взгляд. Она нашла берег, холм, струившуюся в тумане реку – все отзывалось, говорило с ней вещими голосами. Она слышала, трепетала, но не могла понять. И тогда воздела сложенные руки и вскричала:

– Утешение, назидание, помощь – придите!

Никто не ответил.

Упав на колени, девушка смиренно ждала, устремив взор ввысь. Небо над ней безмолвствовало, торжественно сияли звезды, далекие и чужие. Но вот в ее измученной душе словно лопнула натянутая струна: ей показалось, будто Некто в небесной выси смягчился и ответил. Бесконечно далекий, он приблизился, и она услышала, как Безмолвие заговорило. Заговорило без слов, лишь один-единственный звук раздался во тьме. Этот прекрасный, глубокий и мягкий звук повторился вновь, похожий на рокот далекой грозы, и сумерки дрогнули.

Еще раз – гармоничные раскаты прозвучали отчетливее, глубже и ближе.

Еще! И наконец ясный голос донесся с небес:

– Ева!

Да, ее звали Евой, и у нее не было другого имени. Она поднялась с колен.

– Я здесь.

– Ева!

– О, ночь! – Кто еще, кроме ночи, мог говорить с ней? – Я перед тобой!

Голос спускался все ближе к Земле.

– Ева!

– Господи! – вскричала она. – Взгляни на рабу свою!

Она верила, ведь все племена поклонялись каким-либо богам.

– Я иду к тебе, Я – Утешитель!

– Иди скорее, Повелитель!

Ночь озарилась надеждой, воздух затрепетал, полная луна поднялась в небо и засияла, но в ее свете девушка никого не увидела.