Светлый фон

– Остроумно! – усмехнулась Шерли. – Что ж, если вам нравится подобное объяснение, воля ваша! Мне это безразлично.

Мисс Килдар надменно вскинула голову, словно высеченную из мрамора, – в точности как ее описал Луи Мур.

– Взгляните, какая метаморфоза! – воскликнул он. – Едва я это сказал, как скромная нимфа на наших глазах превратилась в неприступную богиню. Но не разочаровывайте Генри, он ждет вашего чтения, прекрасная Юнона! Давайте начнем!

– Я забыла даже первую строчку.

– Зато я помню. Я медленно запоминаю, но помню долго, потому что стараюсь уловить и смысл, и чувство. Знания остаются в мозге, а эмоции укореняются в сердце. Это уже не пророщенный побег без корней, который быстро зеленеет, быстро цветет и почти сразу увядает. Внимание, Генри! Мисс Килдар согласилась порадовать тебя. А вот и первая строка: «Voyez се cheval ardent et impétueux…»[110]

Voyez се cheval ardent et impétueux…» impétueux

Мисс Килдар продолжила, но тотчас запнулась.

– Я не смогу повторить, пока не услышу весь отрывок, – сказала она.

– А ведь выучили так быстро! Как в поговорке: «Легко пришло, легко и ушло», – наставительно заметил учитель.

Он медленно и с выражением прочитал весь отрывок. Шерли слушала внимательно. Сначала она сидела, опустив голову, потом повернулась к учителю. Когда же Мур замолчал, Шерли начала читать все слово в слово, точно таким же тоном и с аналогичным акцентом, идеально копируя ритм, манеру воспроизведения и даже мимику учителя.

Затем настала очередь мисс Килдар просить об услуге:

– А теперь прочитайте нам «Le songe d’Athalie»[111].

Le songe d’Athalie

Он выполнил ее просьбу, и Шерли вновь повторила за ним каждое слово. Похоже, декламация на родном языке Луи Мура доставляла ей живейшее удовольствие. Она попросила его продолжить, и по мере того, как в памяти оживали забытые тексты, Шерли вспоминала старые добрые времена, когда сама была ученицей.

Луи Мур прочитал несколько лучших отрывков из Корнеля и Расина, и сразу услышал эхо своего глубокого голоса в строках, которые Шерли повторила за ним, точно копируя его интонацию. Затем настал черед «Le Chêne et le Roseau»[112] – прелестнейшей басни Лафонтена. Учитель превосходно прочитал басню наизусть, ученица тоже расстаралась. У них обоих одновременно возникло чувство, что пламя их восторга уже невозможно поддерживать легким горючим французской поэзии, и настало время бросить в пожирающий огонь рождественское полено крепкого английского дуба.

Le Chêne et le Roseau

– Пожалуй, хватит, – сказал Мур. – Это лучшие французские стихи; вряд ли найдется что-нибудь более естественное, волнующее и утонченное.