– Хватит, Генри!

– Не знаю уж, как мистеру Муру удалось все уладить. Помню, он предупредил отца, что от излишних волнений у того может разыграться подагра, потом успокоил дам и выпроводил прочь, а после сказал тебе, Шерли, что разговоры и упреки сейчас бесполезны, но в классной комнате уже накрыли стол к чаю и было бы хорошо, если бы ты отложила сборы и угостила нас с ним чашкой чая, ведь ему очень хочется пить. Ты пришла и поначалу не говорила ни слова, однако скоро смягчилась и повеселела. Мистер Мур начал рассказывать про Европу, про войну, про Бонапарта – про то, что нам всегда было интересно. После чая мистер Мур велел нам остаться с ним на весь вечер: опасался, что мы опять набедокурим, и потому решил приглядеть за нами. Мы сидели рядом с ним и были счастливы. Лучший вечер в моей жизни! А на следующий день мистер Мур отчитывал тебя целый час и в наказание заставил выучить наизусть отрывок из Боссюэ[109]. И ты его учила, вместо того чтобы укладывать вещи. Больше ты ни разу не говорила об отъезде. Мистер Мур целый год подшучивал над тобой из-за этого происшествия.

– Зато сколько воодушевления было в ее голосе, когда она декламировала этот отрывок! – поддержал ученика Луи Мур. – Впервые в жизни я имел удовольствие слышать, как английская девушка говорит на моем родном языке без акцента.

– Она целый месяц ходила кроткая и послушная как ягненок, – добавил Генри. – После хорошей пылкой ссоры крутой нрав Шерли смягчается.

– Вы говорите так, словно меня здесь нет, – заметила мисс Килдар, по-прежнему не поднимая головы.

– А вы уверены, что вы тут? – спросил Луи Мур. – С тех пор как я сюда приехал, мне часто хочется спросить у владелицы Филдхеда, что стало с моей бывшей ученицей.

– Она перед вами.

– Да уж, вижу, и выглядит скромницей из скромниц. Однако я бы не посоветовал ни Генри, ни кому-либо еще слепо верить в смиренность этой тихони, которая сейчас прячет раскрасневшееся лицо словно благонравная девочка, а через мгновение вскинет голову и будет надменна и бледна, как мраморная Юнона.

– Говорят, в старину один человек вдохнул жизнь в изваянную им статую. Наверное, другие обладают даром превращать живых существ в камень.

Луи Мур помолчал, прежде чем ответить. В его озадаченном взгляде читалось: «Какая странная фраза! Что она означает?» Он обдумывал слова Шерли неторопливо и детально, подобно какому-нибудь немцу, размышляющему над метафизической проблемой.

– Вы имеете в виду, – наконец произнес он, – что некоторые люди внушают такое отвращение, что от него леденеют нежные сердца?