Я не знаю, что заставляет меня задать следующий вопрос. Может быть, то, что я никогда не чувствовала себя с матерью на одной волне; может быть, мои многолетние обвинения в том, что она не делилась со мной своей жизнью, хотя на самом деле я никогда не просила ее об этом. В любом случае я сажусь, скрестив ноги, и спрашиваю:

– У тебя есть дети?

Мама слегка хмурится, закрывает фотоальбом и принимается поглаживать пальцами его обложку, цепляясь за тисненное золотом название: «Жизнь». Банально, но точно.

– Есть, – наконец произносит мама, хотя я уже думаю, что она не ответит. – Были.

Мне приходится заставлять себя не развивать эту тему. В инструкции о том, как вести себя с близким с болезнью Альцгеймера, говорилось: не напоминайте больному о том, что может его расстроить.

Мама смотрит мне прямо в глаза через стекло веранды.

– Я… не знаю, – говорит она.

Но я не вижу, чтобы ее взор затуманился. Обычно именно этим отличаются пациенты с деменцией. Скорее наоборот, я читаю в ее глазах воспоминания об отношениях, которые были не такими, какими могли бы быть, даже если причина этого ей неясна.

Она моргает, глядя на окружающие ее вещи, явно недоумевая, как она умудрилась угодить в это место.

Моя вина ничуть не меньше.

Я потратила столько времени на размышления о том, насколько мы с мамой разные, но никогда не задумывалась: а что же у нас общего?

– Я устала, – признается мама.

– Тебе стоит прилечь, – отзываюсь я, начиная складывать плед.

– Спасибо за визит, – вежливо говорит она.

– Спасибо, что позволила тебя навестить, – отвечаю я так же вежливо. – Не забудь задвинуть защелку.

Я жду, пока она вернется в свою комнату, но даже за эти несколько секунд мама забывает запереть дверь на веранду. Я могу повторять ей об этом миллион раз, но она, вероятно, все равно не запомнит.

Я жду такси и тихонько посмеиваюсь над своей глупостью. Раньше я думала, что вернулась в этот мир, чтобы дать маме второй шанс.

Теперь я начинаю думать, что я здесь для того, чтобы она могла дать второй шанс мне.

Каждый вечер в семь часов жители Нью-Йорка высовываются из окон и стучат кастрюлями и сковородками в знак поддержки так называемых работников ковидного фронта. Иногда Финн слышит этот стук, когда возвращается с работы домой.