– Я читала на Facebook об одном фермере, – говорю я взволнованно, – который клялся, что во время шунтирования, находясь под наркозом, он видел, как хирург танцевал победный танец. Фермер рассказал об этом после операции, и врач был крайне удивлен, потому что во время операции действительно исполнял подобные движения, давая медсестрам указания.

– Ага, это оно самое, – соглашается Эрик. – ОСП испытываются во время остановки сердца, когда мозг неактивен. Ты когда-нибудь видела МРТ человека на последней стадии альцгеймера?

Я чувствую, как мурашки пробегают у меня по спине.

– Нет.

– На нем отлично видны повреждения мозга. Однако нередко незадолго до смерти пациенты с деменцией начинают мыслить ясно и общаться как нормальные люди. Даже несмотря на то, что их мозг сильно поврежден болезнью. Это называется предельной ясностью сознания, и медицинского объяснения этому явлению нет. Вот почему некоторые неврологи считают, что ОСП необязательно говорит о нарушении мозговой деятельности. Большинство людей думают, что кора головного мозга играет очень важную роль в осуществлении высшей нервной деятельности, но что, если это не так? Что, если это всего лишь фильтр и во время ОСП мозг немного отпускает поводья?

– Расширение сознания, – соглашаюсь я. – Как ЛСД-трип.

– Не совсем, – возражает Эрик. – ОСП гораздо точнее и детальнее.

Неужели это правда? Неужели человек может осознавать что-то, когда его мозг в отключке?

– Но… если сознание не является продуктом мозговой деятельности, то откуда оно берется? – спрашиваю я.

– Ну, если бы я знал, то не работал бы курьером по доставке воды в офисы, – смеется мой собеседник.

– Так вот чем ты сейчас занимаешься? Изучаешь неврологию на досуге?

– Ага, – соглашается Эрик, – в свободное от интервью время. Не могу передать, как это здорово – беседовать с кем-то, кто не считает меня сумасшедшим.

– Тогда зачем ты даешь эти интервью?

– Чтобы разыскать ее, – просто отвечает он.

– Думаешь, твоя жена – не плод твоего воображения?

– Я это знаю наверняка, – уверенно говорит Эрик. – Как и наша с ней девочка. Иногда я слышу ее смех, но, когда оборачиваюсь на звук, ее нигде нет.

– Ты ездил в Кентвуд?

– Дважды, – отвечает он. – И непременно поеду вновь, как только снимут карантин. А ты разве не хочешь их найти? Того парня и его дочь?

У меня перехватывает дыхание.

– Не знаю, – признаюсь я. – Я должна быть готова к возможным последствиям.