Эрик потерял невесту, он все понимает.

– До несчастного случая я был католиком.

– Я читала об этом.

– Я никогда не видел ни одного мусульманина. Я не знал, что в моем городе есть мечеть. Но есть вещи, которые я узнал только сейчас. Они стали частью меня. – Он ненадолго замолкает. – Ты знала, что сунниты верят в Адама и Еву?

– Нет, – вежливо отвечаю я.

– Однако есть отличия. Согласно Корану, Бог еще до сотворения Адама знал, что поместит его вместе с потомством на землю. Это было не наказание, а план. Но когда Адам и Ева были изгнаны, то оказались на противоположных концах земли. Им предстояло снова найти друг друга. И они встретились на горе Арарат.

Эта версия мне нравится больше – в ней меньше стыда и больше судьбы.

– Ты не чувствуешь себя виноватым? – спрашиваю я. – За то, что скучаешь по человеку, которого все считают плодом твоего воображения? Особенно сейчас, когда из-за вируса люди теряют близких каждый день? Теряют кого-то настоящего, кого они никогда больше не увидят?

Эрик на мгновение замолкает, а потом спрашивает:

– А что, если сейчас ему говорят о тебе то же самое?

Китоми сообщает мне, что получила предложение продать свой пентхаус. От китайского бизнесмена. Мы обе теряемся в догадках, зачем какому-то китайцу понадобилось перебираться в страну, президент которой называет ковид уханьским гриппом.

– Когда вы переезжаете? – спрашиваю я.

Китоми поднимает на меня глаза. Ее руки мягко лежат на перилах окаймляющей водохранилище Центрального парка тропинки.

– Через две недели, – наконец отвечает она.

– Так скоро…

– Да неужели? – с улыбкой возражает Китоми. – На самом деле я ждала этого тридцать пять лет. – (Мы наблюдаем, как стая скворцов внезапно взмывает в небо.) – Вы будете разочарованы, если я откажусь выставлять Тулуз-Лотрека на аукцион? – интересуется она.

Я пожимаю плечами:

– Вы забыли: я больше не работаю на «Сотбис».

– Если я откажусь его продавать, – спрашивает Китоми, – это отразится на вашей карьере?