— Там едва ли не ураган стоял, Вася. Попали бы, да. И заруби на носу или на хую своем, как уж пожелаешь, что я через подставы никогда ничего не решал и не собираюсь.

После обмена еще несколькими любезностями в подобном духе, Кулак буксует.

— Что с батей делать будешь?

Роман перечтавляет ногу, и под подошвой одинокая зеленая поросль обнаруживается. Зимой-то. Удивительным образом он не раздавил росток. Живучая поросль. До весны как-то дотянет. А весной…

— Ничего, — застегивает Карелин пальто. — Если порешаешь его, так тому и быть.

— Уверен? — глядит на него столичный. — Верняк? А сам не возьмешься?

— Мне плевать, — улыбается Карелин.

Василий кричит ему вслед.

—Ты че, пешком собрался идти?

Рома неопределенно машет рукой, даже не оборачиваясь.

— Вы все как с ума посходили! — басом гремит Кулак позади.

На подходе к земельному участку, с которого они с Кирой поднимались к посадке, он улавливает взглядом край ее пальто и даже кусочек бледной мордочки. А все потому что она кое-как, но высовывается. Ну что за упрямица!

Неугомонная!

Сейчас он ее проучит.

Он дает заднюю и не ленится обойти улицу теперь с другой стороны. Сложно придумать, как он подберется к ней незамеченным, но на месте разберется.

Пробираясь через напрочь заросший соседний участок, но с другой стороны дороги, он прикидывает, что эффективнее всего подниматься прямо по линии дерева.

Если она выглянет полностью, то сразу увидит. Но пока скрыта за деревом — это единственная слепая зона.

Он взбирается по холму почти бесшумно.

Почти…

К сожалению, когда тебе засаживают что-то прямо в сердце, тяжело оставаться безмолвным.