Медсестра чай приносит. На подносе. Они еще за погоду затирают.

Точно, в ад попал я.

— Ты влюблен что ли, Вася?

И смотрит на меня реально задумчиво.

Прям вот реально.

Реальнее некуда.

Я собираюсь послать его, но мне с башки шлем кто-то срывает. Вместе с кожей, мясом и волосней. И по извилинам ток пускает.

Не больно, потому что в мозгу боль невозможна. Мозг — это центр, который боль по каналам пускает, накачивая ею все остальное.

И мне накачивает. Везде. Как наркотой сосуды забились. И конечности немеют.

Наркотой сладкой боли. Это так обычно все описывают. Прямо один в один у меня такое.

Я реально в Алису влюблен.

Прям вот реально.

Реальнее некуда.

И сильнее невозможно. И больше немыслимо. И крепче невероятно.

Совсем безрассудно.

В голове формируется конкретным блоком, и многотонной правдой оседает, поднимая пыль повсюду.

Оседает так глубоко, что ниже меня уходит. Ниже этажей. Ниже почвы.

— И че? — злюсь и киваю ему.

Фрезь вздыхает полной грудью.

— А то, что Алиса расстроенной выглядела. А она веселая всегда, ну ты знаешь. Честно признаться, когда я рекомендовал тебе менеджеров по благотворительным активам, мне и в голову не пришло, что ты начнешь войну с детским домом. По очевидным причинам.