Сплевываю кровь, скопившуюся во рту. И тоже ухмыляюсь.

– Отпустили? – все, что меня действительно интересует.

Не отвечает, падла. С другой стороны, что не скажет, нет никакой гарантии, что не гонит. Веры ему нет, в любом случае.

– Отпустят. После того, как и ты все подпишешь. Подписывай, Орлов, упрости жизнь нам всем, а? – предлагает почти миролюбиво. – Ты ж не совсем тупой, прекрасно понимаешь, Полонский с нас всех не слезет, пока дело не состряпаем. Свидетелей полно. Твои ребятки тоже долго не продержатся. Твое козлиное упрямство только время у нас всех отнимает. Не подпишешь, сам же дашь нам время держать тебя здесь. Вон, – кивает на находящегося рядом. – Лейтенанту только в радость.

– Ну, так радуйтесь, пока можете, – ухмыляюсь шире.

– Если на адвокатов своих надеешься, это зря, – кривится мент. – Пока они все нужные бумажки соберут и оприходуют, да тебя самого найдут, мы тебя на Магадан успеем отправить, – взмахивает бумагами в воздухе. – Будет тебя прокурорская дочка с такой дали дальной ждать? Сколько там за двойное убийство причитается? – задумывается. – Двадцать годиков, вроде. Хотя, смотря к какому прокурору и судье попадешь. Если деятельными окажутся, глядишь еще найдут, что сверху накинуть…

Придурок явно упивается своим видимым преимуществом. Я бы тоже своими соображениями поделился, но третий из них не тратит время на болтовню и опять фигачит мне по печени.

Удар.

Еще один…

И еще…

Перед глазами темнеет. Кровь на зубах и языке становятся вязкой, смешиваясь со слюной, я почти захлебываюсь ими. И да, бл*дь, задумываюсь о том, что будет делать дочь прокурора, если в самом деле времени, для того чтобы выбраться, потребуется намного дольше, нежели в идеале. Что сказала на допросе? Если ей в самом деле подсовывают под нос окровавленное платье, как самое верное доказательство. Сжечь сразу надо было, не вестись на красивые глаза и хрупкие плечи. А так… Промолчала? На ее месте, в ее же интересах не молчать. Да и зачем ей молчать? Получит все то, что хотела. Сын будет с ней. Подальше от меня. К тому же, это совсем тупо – вопрос выбора. Нет никакого выбора. Если я или сын, тут тоже без вариантов, даже задумываться не стоит. Хотя тут не вписывается все то, на что я не успел ей ответить, перед тем, как нас забрали. Если не соврала. Самое тупое, какая-то часть меня, если и задается вопросом, соврала или нет в самом деле, то другая твердо знает – не обманула. И это почему-то куда больнее и хуже, нежели привычно хавать чужие ложь и фальшь. Словно раскаленный лом вгоняют не только в мозги, грудную клетку пробивают. Разламывают к х*рам. А она с хрустом раскрывается, обнажая подгнившие внутренности. Когда-то я уже истекал кровью наяву с огнестрельной дырой в груди. И это было не столь феерично и патово по ощущениям, будто препарируют наживо.