Мужчины уже активно начали помогать Мирре освобождаться от плода, а я от изумления не могла двинуться с места и просто смотрела на какие-то невероятные, ввергающие в шок операции и хаотичные передвижения вокруг животного.

Похоже, Степан Иванович был опытным в этом деле, как и Мирон не новичок. Оба сохраняли поразительное спокойствие и хладнокровие, в отличие от меня. Меня же бросало то в жар, то в холод. Я не всегда вовремя слышала просьбы принести что-то ещё, смочить полотенце в тёплой воде…

Наконец, появилось оно – крохотное длинноногое существо с огромными красивыми, как и у мамы, глазами, мокрое, в какой-то слизи. Но оно уже стремилось само встать на тонкие ножки и зажить своей собственной жизнью, да слабость ещё не позволила.

Мужчины освободили жеребёнка от скользкой оболочки. А пока Степан Иванович обрабатывал зад кобылы, Мирон подвинул жеребёнка под материнское вымя. Мирра удивительно быстро ожила, но не пыталась подняться. Однако она тут же нашла своего малыша, который ещё неловко тыкался мордочкой в её сосок.

Мирра заботливо облизывала голову жеребёнка, позволяя Степану Ивановичу, обработать его пупок йодом. Мирон слегка обтёр малыша сухой простынёю и вышел из стойла.

– Ну вот и всё… Ты как?

Я, наконец, вздохнула и отвернулась, потирая плечи ладонями.

– Нормально…

Он беззвучно улыбнулся и, не касаясь меня, поцеловал в висок. Я нахмурилась и отступила.

– Там подожду…

Он проводил меня задумчивым взглядом и вернулся к Степану Ивановичу.

Я вышла во двор и посмотрела на тёмное звёздное небо. Напряжение отпустило, но впечатления от увиденного всё ещё будоражили. Вряд ли теперь усну.

Вскоре мужчины вышли из конюшни и, пока обмывались у крана, из обрывка беседы услышала, что оказывается Мирон – владелец арабского скакуна и недавно выставил коня на скачки, а позже собирается приобрести тому подругу. Советовался и просил присутствовать при выборе кобылы.

Когда Степан Иванович предложил чаю, Мирон вопросительно посмотрел на меня. Я не могла не уважить человека, который был благодарен за помощь Мирону, и просто кивнула.

– Как вы так спокойно это делали?– спросила хозяина за столом в уютной кухоньке, грея руки о большую кружку с чаем.

– Я давно занимаюсь лошадьми. Опыт. Но это не значит, что я не боюсь: за каждую переживаю, как за кровиночку. Но стоит показать свою тревогу в такой сложный момент, как всё это передастся животинке, тогда процесс родов становится почти не управляемым. Вон Мирон знает…

Заварский с улыбкой согласно кивнул, очевидно, вспомнив случай из жизни.

– Но сегодня, как никогда, всё прошло быстро и легко,– похоже, и самого хозяина Мирры отпустило. Он, хоть и устало, но расслабленно откинулся на скамью, покрытую вязаным покрывалом.