Вот и сейчас он ликовал в душе, глядя, как она приближается к его креслу. Алин опустила поднос на маленький круглый столик.

— Ваш полдник, мсье! — жеманно проговорила она.

Алин была такой же беспутной и порочной, как и он сам, и это обостряло все его самые порочные наклонности.

— Спасибо, моя прелесть! И про коньяк не забыла. Отлично! К дьяволу теплое молоко. Пей сама! А скажи, Ортанс что-то подозревает?

— Эта дура набитая? Нет! Но меня обозвала. Ты должен ее уволить.

— Ортанс прекрасно готовит, я ее не прогоню. Закрой дверь на ключ! Я не доверяю Сидони, хоть она и ходит по струнке. Раздевайся, и немножко позабавимся!

Алин сняла блузу и юбку, обнажив молочно-белое тело, усеянное веснушками. Ларош в это время, криво усмехаясь, потягивал коньяк.

— В другой раз меня не проведешь! — пробормотал он. — Я даже привязался к этому мелкому гаденышу! Проклятье! Сын! Я столько лет мечтал о сыне! И он вонзил мне нож в спину.

— А что он с вами сделал?

— Не твоего ума дело. Подними лучше юбки, моя прелестница! Ну почему вы, женщины, носите столько юбок?

— Потому что вы, мужчины, любите их задирать!

Она встала перед ним — руки голые, груди обнажены до самых сосков. Придерживая юбки одной рукой, она томно покачивалась, давая Ларошу рассмотреть ноги в черных чулках, перетянутые подвязками дородные ляжки.

Дыхание старика ускорилось, глаза заблестели, он похотливо ухмылялся. Это был его любимый момент — когда Алин вот-вот начнет порочную игру, которая разжигала в нем мужскую силу, ничуть не ослабевшую с возрастом. И они часто эту игру практиковали в тот период, когда молодая женщина была его признанной любовницей.

Алин, большая искусница по этой части, отошла на метр и изобразила на мордашке легкий испуг. Ларош встал с кресла и двинулся к ней своей неуверенной походкой.

— Нет, нет, сжальтесь! — забормотала женщина.

И быстренько встала так, чтобы, если упасть, то поперек кровати, что тут же и проделала, притворно хныча от страха. Он навис над нею, всматриваясь в лицо, прислушиваясь к тихим мольбам.

— Нет, мсье! Пощадите! Только не это! Я девственница!

Удовлетворенно хмыкнув, он резким движением развел ей ляжки. Алин отбивалась и извивалась, но так, чтобы продемонстрировать ему прореху в белых коленкоровых панталонах, застегнутую на несколько миниатюрных пуговок.

— Я сейчас закричу, мсье! — голосом умирающей проговорила она.

Ларош рухнул сверху, успев предварительно расстегнуть пижамные штаны. Одной рукой он закрыл ей рот, другой разорвал тонкую материю, под которой курчавились рыжие, мускусно пахнущие волосы. Тяжело дыша, он неумолимо, порывисто вонзился в горячее лоно Алин.