Она продолжала игру: взгляд испуганный, тело содрогается от отвращения перед происходящим и от ужаса. Но старый помещик ее уже не видел. Полузакрыв глаза, он наслаждался этим актом насилия, пусть и притворным, покряхтывая на каждом движении взад-вперед, стремительно набиравшими темп, властность и жестокость.

Алин уже по-настоящему постанывала от боли. По щекам у нее текли слезы, когда Ларош наконец снова на нее посмотрел. Похоже, она действительно мучилась или изображала мучение так правдоподобно, что, на пике возбуждения, он излил в нее свое семя с последним, мощным толчком.

С трудом переводя дыхание, он повалился на кровать с нею рядом. Тело его еще трепетало, душа — ликовала.

— Если понесешь, женюсь, шлюшка моя ненаглядная, — проговорил Ларош. — Посмотрим, как ему это понравится… Я ему устрою, когда вернется! Никакой доверенности на деньги, никакой ренты. А может, приказать этому болвану Алсиду пристрелить Районанта, коня, которого я ему подарил? Две пули — и готово!

Несмотря на только что перенесенную боль, Алин тут же возмечтала о скорой беременности. Она годами этого добивалась — стать в замке хозяйкой.

— Вы же любите лошадей, мсье! Вы этого не сделаете, — имела она неосторожность сказать.

— Да плевать я хотел на этих кляч! — взъярился Ларош. — Постарайся понять, дура: любовь не приносит ничего хорошего. Я обожал дочку, Катрин, плоть от моей плоти, и что? Она бросилась в объятия этой деревенщины Гийома! К Аделе в первые годы брака я испытывал чувства, это ведь была моя супруга… Но в постели она лежала не шевелясь, бревном. Я делал с ней что хотел и сколько хотел, но сына она мне родить так и не сподобилась. Зато смогла Мадлен, это дьявольское отродье!

— А я? Меня вы любите? — спросила Алин.

— Тебя? Разрази меня гром, ты мне нравишься, да. Но это не любовь. Ты маленькая дрянь, готовая отца и мать продать за три су. Вот Жюстена я любил, как никогда бы не смог любить Элизабет. Она — женщина, а женщин я могу только побеждать. Даже совсем юная, она уже мне дерзила. Глаза красивые, голубые… Видели мы таких… Святая недотрога! Про таких говорят: «Живым в рай попадет». И вот я застаю ее в кровати с тем американцем, голую! Вставай, мне и так тесно!

Он попытался столкнуть Алин с кровати и вытянулся во весь рост. Хорошо, что молодая женщина успела уцепиться за простыню, а иначе свалилась бы на пол.

— Проваливай! К себе в комнату! — приказал Ларош.

— Гуго, будь помягче! Я делаю все, что ты хочешь, — взмолилась Алин.

Старик усмехнулся, обнажив испорченные зубы. Теперь, когда его гнусные желания были утолены, ему хотелось одиночества. Алин собрала одежду и выскользнула в соседнюю комнату, затаив в сердце ненависть.