И улыбается. Той самой загадочной улыбкой, от которой у меня второе дыхание открывается.

Не выпускаю жену из рук, не только потому, что мне их парализовало аккурат под изгибы ее тела, но и для того, чтобы каждая перевозбужденная тварь видела, кому она принадлежит.

Вообще не понимаю, какого хуя смотреть на чужих жен! Запасная жизнь в наличии? Или че? Если бы не уважение к старшим Чарушиным, я, скорее всего, уже бы сорвался и объяснил некоторым парнокопытным гостям, чем чревата эта «влажная» болезнь, если пускать слюни на чужую женщину.

Около десяти часов вечера, когда меня уже буквально распирает от буйствующих в груди эмоций, мама Таня собирает детвору на ночлег. Маринка тоже идет с ними, потому как наша Дынька без нее засыпать еще не приучена. Завязали с грудным вскармливанием пару месяцев назад, но некоторые фишки от этого ритуала сохранились. Малыхина ладошка пренепременно должна касаться голой маминой кожи. А еще Чаруше нужно дышать на дочь и прочесывать пальцами ее волосики.

Если Дынька отрубалась, как правило, проблем уже не возникало. Могла спать до шести-семи утра. Потом, чтобы пролонгировать сон, приходилось забирать к себе в кровать.

Все, на что я сейчас надеюсь – это то, что мы с Маринкой не останемся на гулянке до этого продления.

– Я быстро, – обещает она, пока я расцеловываю малышку. – Повеселись, – еще и подмигивает, прежде чем ускакать.

А я смотрю на ее удаляющуюся задницу и понимаю, что ни хрена уже меня эта свадьба не вставляет. Не хочу я здесь находиться. Знаете, как сабвуфер дрожит, когда его разрывает музыка? Точно так же в моем теле бомбит пульс. Причем, кажется, что точек воздействия, будто способен множиться, с каждой секундой становится больше.

Я упорно стараюсь ослабить давление. Иду за Прокурором и Бойкой, когда зовут к столу. Закидываю еще пару рюмок за молодых. И, наконец, понимаю, что пора завязывать с бухлом. Отставляя стопку, поднимаюсь. Едва отхожу, на шею ложится горячая рука. Поддаюсь, пока губы Прокурора не утыкаются в ухо.

– Будь братом, организуй пляж.

Когда встречаемся взглядами, не могу не ухмыльнуться в эту счастливую захмелевшую рожу.

– Мне с океаном, что ли, договориться? Что тебе еще организовать? Вышел в двери и пиздуй.

– Тоха, давай, блядь, не выебывайся, – толкает Жора в своей обычной манере superтанкера. – Ты знаешь, что делать, чтобы вот эта вся прекрасная половина человечества потекла радугой. Ну, ментально, короче.

Потекла, блядь… Ментально… Вся… Нахуя мне эта радость, когда у меня своя шестнадцать месяцев не ебаная?

И знаете, что самое-самое странное? Я, блядь, в душе не гребу, как теперь к этому процессу подступиться. Я! Кто меня знает, в жизни не поверит. Это не то чтобы фиаско... Это адовый апокалипсис!