Бахнув еще стопку, я подвел ненужную мне ранее бухгалтерию и заключил, что не ебал Маринку по-настоящему шестнадцать месяцев.
Шестнадцать, мать вашу, месяцев!
Я вдруг ужаснулся тому, что допустил.
И… Ночью мне буквально сорвало крышу.
59
59
В своем раю. И в своем аду.
Под стеклянным куполом огромного банкетного шатра тарабанит очередной реггетон. Почему под градусом народ так тянет на все эти шаманские пляски? Хотя моя жена стопудово как стекло, а первая звезда танцпола. Заводит толпу, пока невеста с женихом готовятся слинять. Встречаясь с последним взглядами, демонстративно закатываю глаза. Но ему-то точно по цимбалам. Помню я этот кураж.
Блядь, конечно, помню.
Лечу взглядом обратно, пока не сталкиваюсь с Маринкой. Находимся на некотором расстоянии, но у меня резко подрывает черепушку: она что-то поняла.
То, что я в тот момент и сам еще не догрузил.
Глотаю очередную порцию алкоголя и показываю ей, что нам бы тоже пора на выход. В ответ получаю изумленные глаза, надутые губы и сложенные в молящем жесте ладони.
Все понятно: «Сначала я и сорок моих слонов станцуем». Острый момент.
Кобра Чаруша – дикий антропологический тип. Если зашлась в драйве, обуздать сложно.
Только у меня ведь озарение! Меня продолжает крыть, как сотню пиздатой знати в Варфоломеевскую ночь. Я киплю. Я зверею. Я чувствую себя чертовым психопатом. И никак не могу определить, какие из моих ипостасей сражаются сейчас за власть. Давно они не появлялись. Я даже забыл, как это – чувствовать себя размноженным на долбаные клоны.
Маринка словно намеренно выжидает, добиваясь пика. Хотя нет… Конечно, нет. Откуда ей знать, что у меня лихорадка и тремор? Я все скрываю. Не позволяю ей увидеть, что я на панике. Что тело и душу воспламеняет. Что трясет каждый сантиметр плоти – люто. Усиленно держу стабильную маску, которая призвана показать, что мне здесь попросту адски скучно.
Не пускаю ее внутрь себя. Потому что там ужас и стыд, которые я все еще надеюсь переработать втихаря.
Какое-то время меня отвлекает дочь. Всем могу отказать, когда тащат танцевать. Только не ей. Когда лабает ее обожаемая «Бэггин», без раздумий расталкиваю толпу. Маринка к нам присоединяется. Отрываемся втроем, как самая счастливая и гармоничная семья. Да, мы выдаем и смеемся. В каких-то моментах целуемся. Но внутри меня по всему телу горячими точками вместо пульса бьется тревога.