Вадим что-то негромко говорит, но ветер относит его слова, и я их не различаю. Я и ветер не слышу, только чувствую на лице и губах.

— Что? — переспрашиваю я.

— Пойдем домой? — повторяет, чуть пригнувшись.

— Нет, давай еще погуляем.

В знак согласия он кивает, но мы никуда не идем. Стоим на месте, и Шамрай греет мне руки, как когда-то давно, в карманах своего пальто. Тепло его горячих ладоней струится по моим исколотым венам, вызывая непрошеные слезы. Пребывание в больнице подточило мои нервы.

Вдруг хочется плакать. Отчаянно хочется забиться в какой-нибудь угол. Вырваться в другую реальность. Или, на худой конец, повыть в подушку.

Так бывает. Держишься-крепишься. Застегиваешься на все замки, а потом слово, взгляд. Жест. Отголосок чувства в глазах любимого. И сорваны все пуговицы сдержанности. И ничего от воли не остается, становится она рыхлая, как трухлявое дерево.

— Помнишь, как мы познакомились? У тебя сейчас такие же глаза. Большие и испуганные.

— Тогда представь, что у нас с тобой сегодня первое свидание, — невесело усмехаюсь.

На миг между нами воцаряется молчание. Я не знаю, как сказать ему то, что я должна сказать. Как объяснить, что это не игра и не блажь.

— Регина, — сделав внушительный тон, говорит Вадим, так точно угадав мои мысли, будто я произнесла их вслух, — заявление в загсе, свадьба тридцатого декабря. Выброси все дурные мысли из головы, я тебя никуда не отпущу. Даже из дома не выпущу. И не рассказывай, что ты хочешь увидеться с мамой, и тебе срочно нужно к ней поехать. Ты никуда не поедешь, мама может приехать сюда.

— У меня это все на лбу написано? — Меня ни капли не удивляет, что заявление Вадим не выбросил. Однако радости я тоже не испытываю.

— Да. И на лбу, и в глазах. Если ты думаешь, что твое депрессивное состояние никому не заметно, ты глубоко ошибаешься.

— Его трудно не заметить.

— Пойдем домой… обо всем и поговорим…

Мы идем домой, я глубоко дышу, набираясь смелости, как свежего воздуха, и, пока во мне живет эта принесенная с улицы сила, заявляю прямо с порога:

— Я не выйду за тебя замуж.

Смотрю Вадиму в лицо. В этот момент мне хочется пропасть и из этой комнаты, и из этой квартиры, и из жизни вообще, только бы не чувствовать его уязвленности. Тяжело делается до влажной испарины на висках, но держу его взгляд, зная, что отводить глаза нельзя. Ведь произнесенные мной слова не попытка получить дозу дополнительную внимания и не игра в кошки-мышки.

— Совсем не выйдешь? — спрашивает Шамрай, сохраняя поразительное спокойствие.

— Вадик, я не шучу. Я серьезно.