Я взглянула на него.

— Для чего?

Его глаза сузились.

— Для речи о прощении: «но, наверное, будет лучше, если мы расстанемся».

Я отвернулась, не в силах видеть смятение в его глазах. Ему не нравилось, когда его оставляли, но, похоже, все, кто имел для него значение, были рядом. И осознание того, что я всего лишь еще одна из них, сжало мое горло, угрожая слезами.

Только когда он поднялся на ноги и положил единственную серьгу в форме сердца на прикроватный столик, в груди началась паника. Что я делаю? Зачем это делаю? Когда он направился к двери, мое сердце закричало, чтобы я остановила его. Остановись. Пожалуйста, остановись… но давление в груди отказывалось выпускать какие-либо слова.

Ронан остановился в дверях спиной ко мне, как будто не мог смотреть на меня. Он слегка повернул ко мне голову и грубо пообещал:

— Это не proshchay.

То, что я получила пулю, не имело ничего общего с болью от того, что я смотрела, как он уходит от меня. Боль зародилась в сердце, эта резкая кровоточащая пульсация, прежде чем она царапнула стены груди.

Это не proshchay.

Сейчас это обещание не имело значения.

Я хотела, чтобы он вернулся. Мне хотелось побежать за ним и сказать, что это просто ошибка. Сердечная боль пронзила меня, посылая рыдания вверх по горлу, которые сотрясали грудь.

Это не proshchay.

Я прикрыла рот рукой, когда слезы потекли по щекам, игнорируя внезапную пульсацию в животе. Запищал автоответчик, и я поняла, что скоро здесь появится медсестра, но не ожидала увидеть собаку.

Хаос запрыгнул на кровать и лег рядом со мной. Всхлипывая, я провела рукой по его меху, крепко обняла его и сказала:

— Это не proshchay…