Той осенью республиканцами было предпринято новое наступление на Арагонском фронте, но друзья обнаружили, что их подразделения не будет в числе тех, кого отправят в бой.

– И почему мы не едем? – стонал Франсиско. – Нельзя же просто отсиживаться здесь до конца своих дней.

– Кому-то придется остаться и защищать Мадрид, – объяснил Антонио. – Да и на что вся эта кампания похожа? Сущая бестолковщина! Откуда у тебя такое желание стать пушечным мясом?

Антонио верил в их дело, но то, как бездарно сейчас губятся жизни, его злило. Ему не хотелось превращаться в еще одну напрасную жертву. В газетах, которые они читали в Мадриде, в подробностях сообщалось о фракционной борьбе в лагере республиканцев, что сказывалось на успехе предпринимаемых ими усилий отнюдь не лучшим образом. Коммунисты, вознамерившись теперь принять руководство на себя, лишили доступа к вооружению ополченцев марксистского толка и членов профсоюзов. Разногласия, вспыхивающие в рядах самих коммунистов, только чинили помехи их делу.

Антонио никак не мог понять, почему его друг так рвется в бой ради самого боя, и, как он и ожидал, начали поступать новости об огромных людских потерях на Арагонском фронте.

В декабре все же им пришлось сняться с места. В начале самой суровой зимы из всех, о которых сохранилась память, грузовик увез Антонио и Франсиско в восточном направлении от Мадрида, к городку Теруэль. Он находился в руках националистов, и республиканцы надеялись, что, если они начнут там активные боевые действия, Франко отведет войска от Мадрида. Имелись опасения, что Франко готовит новое наступление на столицу, и республиканские лидеры понимали: необходимо предпринять что-то, что оттянет на себя силы противника.

Нападение на Теруэль захватило националистов врасплох, и, пользуясь кое-какое время полученным преимуществом, республиканцы в конечном счете захватили гарнизон. Из-за плохих погодных условий немецкая и итальянская авиация не смогла поддержать националистов в самом начале сражения, но и без ее участия на их стороне было преимущество в вооружении и численности войск. Они сполна воспользовались и тем и другим, подвергая Теруэль непрерывному обстрелу артиллерией.

Местность и та была суровой: равнинная и бесплодная, рассеченная острыми гранями голых холмов. Антонио и Франсиско, едва живые от холода, наблюдали со своей позиции внутри городских стен за тем, как на этой пустоши десятками гибнут их товарищи. Они настолько теперь приучились к лишениям, что Антонио задавался вопросом, не утратят ли они вообще способность чувствовать боль. Франсиско не жаловался на общее состояние дел и несостоятельность республиканского командования, лишь когда оказывался в окружении опасности и смерти. Тогда казалось, что его даже собственный надсадный кашель больше не беспокоит; частенько складывалось ощущение, что наибольшее удовлетворение от жизни он испытывал, находясь в самой гуще боя, под пулеметным огнем.