Рождество они встречали в лагере, разбитом за стенами города. Уже много дней шел снег, и одежда солдат пропиталась влагой. Надежды просушить ее не было никакой. Мокрые сапоги весили вдвое больше обычного, и передвижение в них давалось им еще тяжелее, чем раньше.

Франсиско дышал теперь натужно, с хрипом. Он держал в руке сигарету, но она полетела на землю, когда он согнулся пополам, сотрясаясь всем телом в приступе кашля.

– Слушай, может, тебе посидеть немного, ну или внутрь зайти? – предложил Антонио. Он обхватил друга рукой и повел его к полевой палатке, где хранились медикаменты.

– Да ерунда, – запротестовал Франсиско. – Грипп подхватил или что-то вроде того. Со мной полный порядок. – Он резко сбросил с плеча направлявшую его руку Антонио.

– Послушай, Франсиско, тебе нужно отдохнуть.

– Не нужно, – булькающим шепотом выдавил тот из забитого мокротой горла.

Антонио посмотрел Франсиско в глаза и увидел, что в них стоят слезы. Может, они налились влагой от холода, но Антонио чувствовал, что его друг на пределе. Трудности с дыханием и крайняя усталость, накопившаяся после двух бессонных, проведенных в сырости недель, истощили даже этого крепкого парня. Он бы стойко вынес боль или ранение, но сейчас в его теле хозяйничала болезнь, и оно подводило своего хозяина.

– Я должен быть сильным, – всхлипывал он от отчаяния.

Обнаружить, что твое тело настолько ограничивает тебя в желаниях, столкнуться с собственной слабостью было тяжелее, чем переносить саму болезнь. Ему было так стыдно.

Антонио обнял Франсиско и понял вдруг, что друг повис у него на руке. Даже через плотную ткань обмундирования чувствовалось, что у него сильный жар. Франсиско горел, как в огне.

– Я не… Я не… Хочу… Не…

Его начало трясти в горячечном бреду, речь стала бессвязной. Не прошло и часа, как он впал в беспамятство, и той же ночью его отправили с поля боя прямиком в военный госпиталь.

Косой мокрый снег, коловший им лица, был в этом сражении врагом ничуть не менее страшным, чем летящие в них пули. Сырость поселилась и в легких. Многих убивал холод. Они просто не просыпались утром. Некоторые заменяли обезболивающее спиртным, отчего погружались в настолько глубокое забытье, что их сердца забывали, как биться. По крайней мере, в снегу их тела не начнут немедленно разлагаться.

Кампания продолжалась еще один месяц, захватив начало следующего года. Пока Франсиско находился в Мадриде на лечении, Антонио обнаружил, что может отгородиться от творящихся вокруг ужасов. Франсиско вечно злился и на своих, и на противника, и эти его бесконечные проявления возмущения только усугубляли общую обстановку недовольства.