– А разве нам стоит читать книгу, которая показывает женщину в таком отрицательном ключе?

Теперь все по-настоящему заинтригованы. Неужели Шекспир, чувак, которого нас каждый год заставляют читать, на самом деле женоненавистник?

Я вижу, как Вайнона, сидящая через несколько парт от меня, молча закатывает глаза. Почему-то это придает мне смелости.

– Не могу согласиться, – громко заявляю я, не поднимая руки, и все таращатся на меня. – Я думаю, говорить, что трагедия женоненавистническая, только из-за жестокости Леди Макбет, это слишком упрощенный взгляд.

– А можешь развить эту мысль? – предлагает миз Боскович.

– Амбициозность Макбета так же опасна, – говорю я. – Не нужно делать ему поблажек. Ведь убийства-то совершает он. – Мысли мои становятся все четче и яснее, говорю я все увереннее. – Можно еще выдвинуть аргумент, что амбиции Леди Макбет не вращаются вокруг нее самой. Все ее амбиции сосредоточены на нем. Она хочет, чтобы Макбет стал королем, потому что должна этого хотеть как верная жена, поддерживающая мужа. Кроме того, она вроде как чувствует вину позже, когда сходит с ума.

– Эй, это спойлер! – возмущается Райан.

– Я хочу сказать, – продолжаю я, не обращая на него внимания, – нельзя утверждать, что в этой пьесе Леди Макбет показана более отталкивающей, чем сам Макбет. – Я оглядываю всю аудиторию. – Возможно, тот факт, что мы ее видим таковой, многое говорит о нас самих.

Тут звенит звонок, и миз Боскович завершает обсуждение:

– Давайте продолжим завтра, мои дорогие!

Серена, сидящая на другом конце класса, выглядит задумчивой.

36

36

Спор с Сереной Хванбо о «Макбете» был не самым умным моим ходом в плане общественного мнения, учитывая обстоятельства, но, в конце концов, разве он хоть что-то меняет? Все и так хуже некуда. С каждым часом история о том, что мы с Леном якобы делали на вечеринке у Нэйта Гордона, обрастает новыми подробностями, можно даже подумать, что я в тот вечер отлично провела время.

Раньше я полагала, что не нравлюсь людям, поскольку они считают меня стервой. И иногда, возможно, я этим даже гордилась. Вот почему я никогда не задумывалась, вешая такой же ярлык на другую девушку. Ведь, будучи «стервой», я могла делать что хочу и не париться, как меня будут называть. И я видела в этом определенную силу. Но в последнее время я все больше стала размышлять, что это за сила такая, если в этом слове все равно столько ненависти, той же самой, что и в слове «шлюха», которое налагает на человека гадкое пятно, кто бы это слово ни произносил.

Теперь-то, конечно, я эту ненависть знаю отлично. Спасибо одноклассникам.