В крошечной гостиной Мелани царило спокойствие, обычное для тех вечеров, когда Фрэнк и Эшли заседали, а женщины коротали время за шитьем. Горел камин, было тепло и уютно, керосиновая лампа замыкала в круг желтого света четыре аккуратно причесанные головки, склоненные над рукоделием. Четыре юбки, скромно уложенные складки, восемь изящных ножек на низких скамеечках. Сквозь открытую дверь из детской доносится мерное дыхание Уэйда, Эллы и Бо. Арчи устроился на табурете, прислонившись спиной к камину, и что-то старательно вырезал из полена, не переставая жевать табак. Грязный волосатый старик на фоне четырех чистеньких утонченных дам выглядел как косматый и злой цепной пес рядом с четырьмя котятами.

Вечерние посиделки открыла Мелани, которая своим мягким, но несколько взволнованным голосом принялась рассказывать о недавней выходке арфисток. Не сумев договориться с представителями мужского хора в отношении программы очередного выступления, они явились к ней и заявили о намерении окончательно покинуть музыкальный кружок. Для того чтобы отговорить их от такого поспешного шага, Мелани пришлось употребить весь свой дипломатический такт.

Скарлетт, сидевшей как на иголках, так и хотелось крикнуть: «К черту этих арфисток!» Ей не терпелось излить кому-нибудь душу. Ее так и подмывало рассказать женщинам, ничего не упуская, что ей довелось испытать, и таким образом снять с себя хотя бы частично тяжесть пережитого. Скарлетт хотела, чтобы они узнали, как отважно она действовала, хотя бы на словах убедить и себя, и их, что она держалась смело. Но стоило ей поднять голову, как Мелани ловко переводила разговор в безопасное русло. Это раздражало Скарлетт до крайности, и она решила, что женщины, сидящие с ней за столом, такие же вредные, как Фрэнк.

Разве можно оставаться такими спокойными, когда ее чуть было не убили? Хотя бы для приличия дали ей выговориться, облегчить душу.

События дня потрясли ее гораздо сильнее, чем она хотела бы себе признаться.

Всякий раз, вспоминая мерзкое черное лицо, уставившееся на нее из темноты, Скарлетт начинала дрожать нервной дрожью. А мысль о черной руке, шарящей у нее на груди, и о том, что могло бы последовать, не подоспей Большой Сэм, заставляла Скарлетт низко опускать голову и крепко зажмуриваться. Чем дольше она сидела в тихой и спокойной комнате, пытаясь сосредоточиться на шитье и голосе Мелани, тем сильнее напрягались нервы. Скарлетт понимала, что еще немного – и они могут лопнуть, как лопаются сильно натянутые струны банджо.

Занятие Арчи тоже раздражало Скарлетт, и она то и дело хмуро поглядывала на него. Внезапно ей показалось странным, что он обстругивает деревяшку, а не храпит по обыкновению на диване. Еще более странно было то, что ни Мелани, ни Индия не намекнули ему, чтобы он постелил на пол газету для стружки. Коврик перед камином уже весь был замусорен, но им, кажется, не было до того никакого дела.