Когда-то Скарлетт пьянила мысль, как дерзко она выскажет чистую правду в глаза Мелани и упьется, рискуя потерять все, крушением ее призрачного счастья. Но после того жуткого вечера Скарлетт меньше всего хотелось говорить о правде. Почему – она и сама не могла объяснить. Ее голова была забита противоречивыми представлениями, в которых невозможно было разобраться. Скарлетт знала только то, что когда-то очень хотела, чтобы мать считала ее скромной, доброй, чистосердечной, вот и теперь ей страстно хотелось, чтобы Мелани сохранила о ней высокое мнение. Она понимала, что не очень дорожит мнением всего света, даже не очень дорожит мнением Эшли или Ретта, но Мелани не должна думать о ней иначе, как думала всегда.

Скарлетт страшилась говорить Мелани правду, но сегодня наступил один из тех редких моментов, когда в ней возобладал инстинкт честности, инстинкт, не позволяющий рядиться в фальшивые одежды перед женщиной, которая выиграла для нее не одну битву. Поэтому в это утро, как только Ретт и Бонни покинули дом, она поспешила к Мелани.

Однако после первой сбивчивой фразы: «Мелли, я… должна… объяснить тебе…» – Мелани решительно остановила ее, и, когда Скарлетт, сгорая от стыда, посмотрела в ее темные глаза, светящиеся любовью и гневом, она с упавшим сердцем осознала, что мир и покой, которые, как грезилось ей, должны воцариться после признания, никогда не наступят. Мелани раз и навсегда пресекла все ее попытки оправдаться, и Скарлетт, умевшая порой хладнокровно разбираться в своих чувствах, поняла, что если сейчас отведет душу, то это будет проявлением крайнего эгоизма с ее стороны. Она переложит свою безмерно тяжелую ношу на плечи доверчивого и невинного человека. Она в неоплатном долгу перед Мелани за ее заступничество, и этот долг может быть оплачен только молчанием. Было бы жестоко разрушить жизнь Мелани, сообщив ей малоприятную весть о неверности мужа, с которым связалась ее самая близкая подруга.

«Я не могу ей сказать, – тяжело вздохнула Скарлетт. – И никогда не скажу, даже если совесть изведет меня». Некстати ей вспомились слова, брошенные пьяным Реттом: «Она слишком горда, чтобы подозревать плохое в тех, кого любит… Пусть это будет твоим крестом».

Да, на этот крест она обречена до самой смерти. В молчании и страданиях, с позором будет носить свою власяницу, чувствуя, как из года в год все сильнее сжимается сердце от каждого нежного взгляда и жеста Мелани, когда душа вопиет: «Да не будь такой доброй! Не защищай меня! Я не стою того!»

«Если бы ты не была дурочкой, милой, доверчивой и простодушной дурочкой, тогда мне было бы не так тяжело, – полная отчаяния, рассуждала Скарлетт. – Я много всего перенесла, но это будет моя самая тяжелая ноша, и она изведет меня».