А что до Индии… сколько в ней злобы! Дорогая, в первый раз, когда я увидела вас вдвоем, я сразу заметила, как она завидует тебе, потому что ты очень хорошенькая и вокруг тебя вьются кавалеры. А возненавидела она тебя из-за Стюарта Тарлтона. Индия так долго страдала по Стюарту, что… знаешь, не хочется говорить подобные вещи о сестре Эшли, но от переживания она тронулась умом! Другого объяснения ее поступку я не нахожу… Я сказала ей, чтобы ноги ее больше не было в моем доме, и если я еще раз услышу, что она решилась на подобные гнусные инсинуации… я публично назову ее лгуньей!

Мелани замолчала, и на ее лице, пылавшем гневом, отразилась грусть. Как у всех уроженцев Джорджии, накрепко связанных родственными отношениями, от семейных ссор ее сердце разрывалось на части. Молчание Мелани было непродолжительным, ведь Скарлетт оставалась самым дорогим для нее человеком, поэтому Мелани продолжала:

– Она всегда ревновала к тебе, милая, потому что тебя я любила больше. Теперь она не покажется в моем доме, и моей ноги тоже не будет там, где ее принимают. Эшли согласен со мной, хотя ему очень неприятно, что родная сестра разносит…

Едва прозвучало имя любимого человека, натянутые нервы Скарлетт сдали, и она залилась слезами. Перестанет ли она когда-нибудь терзать его? Думая о том, как сделать Эшли счастливым, она только всякий раз причиняла ему боль. Она исковеркала ему жизнь, заставила поступиться своим самолюбием и гордостью, разрушила его внутренний мир, его спокойствие, которое основано на честности. А теперь еще и разлучила его с любимой сестрой. Для спасения репутации Скарлетт и счастья жены он принесет в жертву Индию, представив ее в образе полоумной, лживой и ревнивой старой девы… Индию, которая имела все основания подозревать Скарлетт и была права в каждом обвиняющем слове. Отныне Эшли, глядя в глаза сестры, увидит в них, сияющих чистотой, правду – правду, укор и холодное презрение, которое было в крови у всех Уилксов.

Эшли превыше жизни ценит свою честь, и, зная это, Скарлетт понимала, что сейчас творится у него в душе. Ему, как и ей самой, пришлось, спасаясь, спрятаться за спиной Мелани. Хотя Скарлетт понимала, что это был единственный выход и что вина в его двусмысленном положении целиком лежит на ней, тем не менее… тем не менее… Как женщина она больше уважала бы Эшли, если бы он разделался с Арчи и чистосердечно все рассказал Мелани и окружающим. Она отдавала себе отчет в том, что несправедлива к нему, но, чувствуя себя глубоко несчастной, не вдавалась в такие тонкости. Она припомнила презрительные слова Ретта и с удивлением подумала: а так ли уж по-мужски вел себя Эшли в этой неприглядной истории? С этого мгновения сиявший над головой Эшли ореол, вспыхнувший в тот самый день, когда она влюбилась в него, стал незаметно меркнуть. Тень позора и вины, упавшая на Скарлетт, задела и его. Чем старательней она гнала эту мысль, тем сильнее лились слезы из ее глаз.