Светлый фон

Скарлетт, которая тихо покачивалась в кресле, обмахиваясь веером из перьев индюшки, замерла.

– Продать? Черт возьми, откуда у Эшли деньги? Сам знаешь, они беднее монастырской мыши. Мелани мигом тратит все, что он зарабатывает.

– Я всегда считал ее женщиной бережливой, – пожав плечами, ответил Ретт, – но, видимо, мне, в отличие от тебя, известны не все интимные подробности из жизни семейства Уилкс.

Пущенная шпилька была в духе Ретта, и Скарлетт разозлилась.

– Пойди поиграй, милая, – сказала она дочери. – Мама хочет поговорить с папой.

– Нет, – решительно заявила Бонни, залезая к отцу на колени.

Скарлетт сердито посмотрела на ребенка, но дочь ответила ей недовольным взглядом точно так, как это делал Джералд О’Хара, и Скарлетт едва удержалась от смеха.

– Разреши ей остаться, – спокойно попросил Ретт. – Что касается происхождения его денег, мне кажется, их ему прислал тот парень, которого он спас от оспы, когда они сидели на Скалистом острове. Моя вера в людей возрождается, когда я узнаю, что на свете все еще существует благодарность.

– Кто он? Мы его знаем?

– Письмо пришло из Вашингтона и не было подписано. Эшли терялся в догадках, кто бы это мог быть. Ведь Эшли бескорыстен; он стольким помогал везде и всюду, что всех мог и не упомнить.

Если бы Скарлетт не была поражена свалившейся на Эшли удачей, она обязательно подняла бы брошенную перчатку, хотя, находясь в «Таре», решила, что больше не будет вступать в перепалку с Реттом из-за Эшли. Сейчас в первую очередь надо определиться, как вести себя с тем и другим, и самое главное – ни во что не впутываться.

– Он хочет купить мои лесопилки?

– Да. Разумеется, я сказал ему, что они не продаются.

– Я сама хотела бы вести свои дела.

– Но я был уверен, что ты ни за что не расстанешься с ними. Я сказал ему, что мы оба знаем, как ты любишь вникать во все мелочи, а если лишишься своих лесопилок, кто же тогда будет указывать ему, что делать?

– Ты посмел так обо мне отозваться?

– А что? Разве я не прав? Я уверен, что он целиком оказался на моей стороне, но, конечно, будучи джентльменом, открыто не мог сказать этого.

– Вранье! Я продам их ему! – рассердилась Скарлетт.

До последней минуты она не собиралась расставаться с плодами своих трудов. У нее было несколько причин не продавать их, и уж менее всего она решилась бы на это из-за денег. В последние несколько лет она могла бы с большой выгодой продать их, но отвергла все предложения. Ее лесопилки служили весомым доказательством того, чего она сумела достичь без посторонней помощи и почти без надежды на успех; и Скарлетт по праву гордилась ими и собой. Нежелание продавать лесопилки главным образом объяснялось тем, что они служили единственной дорожкой, которую она могла бы проторить к сердцу Эшли. Потеряв над нами контроль, она сможет лишь изредка видеться с Эшли, да и то на людях. А ей еще многое надо сказать ему. Невозможно больше гадать, как он теперь относится к ней… мучиться сознанием того, что его любовь умерла, покрытая позором, в тот злосчастный день его рождения. Лесопилка предоставляла массу предлогов для откровенного разговора, и никто не заподозрил бы, что она домогается встреч с Эшли. Со временем она сумела бы снова завоевать его сердце, но, лишившись лесопилок…