Нет, она не хотела их продавать, но, поняв, что Ретт выставил ее перед Эшли в истинном и неприглядном свете, Скарлетт быстро сообразила, что ей надо делать. Эшли получит эти лесопилки, и они обойдутся ему так дешево, что он не сможет не оценить ее щедрость.

– Я продам их! – яростно воскликнула она. – Ну, что ты на это скажешь?

В глазах Ретта, наклонившегося, чтобы завязать шнурок Бонни, мелькнула искра торжества.

– Я думаю, ты будешь жалеть, – сказал он.

Скарлетт уже и впрямь жалела о вырвавшихся словах.

Выскажи она их кому-нибудь другому, без зазрения совести взяла бы обратно. И кто ее дернул за язык? Она хмуро посмотрела на мужа и увидела, что он наблюдает за ней. Как хорошо ей был знаком этот взгляд, взгляд кошки, притаившейся у мышиной норки. Глядя на ее рассерженное лицо, Ретт от души рассмеялся, а у Скарлетт мелькнуло подозрение, что ее облапошили.

– Ты здесь не замешан? – резко спросила она.

– Я? – Брови Ретта удивленно поползли вверх. – Я полагал, ты хорошо меня изучила. Не в моем характере творить добро везде и всюду без особой на то надобности.

В тот же вечер обе лесопилки целиком и полностью перешли к Эшли. Скарлетт на этом ничего не потеряла, потому что Эшли отказался от предложенной очень низкой цены и приобрел их за самую высокую сумму из тех, что ей раньше называли. После того как она подписала документы, безвозвратно лишившись лесопилок, и Мелани поднесла небольшие бокалы вина Эшли и Ретту, чтобы обмыть сделку, Скарлетт почувствовала себя так, как будто продала одного из своих детей.

Лесопилки были ее детищем, ее гордостью, результатом цепкости ее рук. Она начала с маленького лесопильного заводика в те черные дни, когда Атланта только стала подниматься из руин и нужда схватила ее за горло. Она отчаянно боролась, пускалась во все тяжкие и лелеяла их в то мрачное время, когда янки грозили конфискацией, когда невозможно было достать деньги и когда многие деловые люди разорялись. И вот теперь, когда Атланта залечила свои шрамы, повсюду вырастают новые дома, каждый день в город прибывают толпы народа, она располагала двумя большими лесопилками, двумя лесными складами, дюжиной мулов и арестантами, которые ей почти ничего не стоили. Прощание с ними было равносильно отказу от прожитых лет, горьких, тяжелых лет, но тех, о которых потом вспоминаешь с ностальгическим удовлетворением.

Она создала свое дело и теперь продала его, предчувствуя, что кормчий из Эшли окажется никудышный и корабль, который она так успешно вела долгие годы, пойдет ко дну. Эшли доверяет всем и даже не может отличить кругляк от доски. И она уже ничем не сможет ему помочь – а все потому, что Ретт сказал ему, что она любит командовать.