Я снова начинаю реветь. От жалости к этой убитой горем женщине. От ощущения собственной никчемности. От долбанной несправедливости, которой не могу противостоять.

– Стелла… Стелла, что нам делать? – ее голос пропитан паникой.

Она роняет на пол пакеты с продуктами и, соскользнув по стене, сама приземляется рядом с ними. Косынка, покрывающая ее голову, съезжает набок, закрывая один глаз, но Анна Валерьевна, кажется, этого не замечает. Женщина находится в глубинной прострации и как заведенная сквозь слезы повторяет одну и ту же фразу «Что нам делать? Что же нам делать?»

Внутри меня рвется еще одна струна, и я, громко всхлипнув, опускаюсь на пол рядом с ней. Нахожу ее тонкие трясущиеся руки и прячу их в своих ладонях. Глеб так любит свою мать, и, кажется, теперь я люблю ее тоже. Черт возьми! Да я люблю вообще все, что с ним связано: каждую мелочь, каждую деталь…

– Анна Валерьевна, я что-нибудь придумаю, слышите? Мы вытащим Глеба из этой беды! Мы ему поможем!

– Может… Может, мне продать квартиру? – спрашивает она. – Может, предложить денег судье или еще кому-нибудь? Я в фильмах видела, что это может помочь…

На секунду, буквально на секунду я зависаю в нерешительности. Да, наверное, денег с продажи квартиры хватило бы для того, чтобы освободить Глеба. Но следом прилетает простая и ясная мысль: если я впутаю его мать в наши проблемы, он мне этого никогда не простит.

А ее сменяет еще одна более трезвая: пускай уж лучше Глеб проклинает меня, чем гниет в тюрьме. Оставлю вариант с квартирой на самый-самый крайний случай.

– Ну что вы, Анна Валерьевна, не горячитесь, – через силу улыбаюсь и осторожно поправляю косынку на ее голове. – Квартира вам с Глебом еще пригодится.

Она рыдает у меня на плече, а я глажу ее русые с вкраплением серебряных нитей волосы и заживо горю в аду.

Пожалуй, мне надо перебрать варианты добычи денег заново. Возможно, черный рынок органов не такая уж бредовая идея?

* * *

Спустя полтора часа мне все же удается уложить Анну Валерьевну в кровать. Убедившись, что она провалилась в беспокойный тревожный сон, я выхожу из ее спальни и, плотно затворив за собой дверь, возвращаюсь на кухню. Состояние такое, что хочется лечь и умереть, но подобной роскоши я себе позволить не могу. Надо думать над тем, как вызволить Глеба, и кое-какие мысли на этот счет у меня уже имеются.

Нет, пока не про черный рынок, а про одного влиятельного знакомого, у которого наверняка есть деньги. Знакомый, конечно, не мой, а папин, и не общалась я с ним лет эдак сто, но, помнится, при жизни отца Пикалев Евгений Артемович хорошо относился к нашей семье. Именно он дал нам с мамой денег на первоначальный ипотечный взнос.