– У меня нет времени на пустую болтовню, – бросаю я, разворачиваясь к ней спиной.

– Стелла, подожди…

Захожу в квартиру, намереваюсь закрыть за собой дверь, но та неожиданно напарывается на какое-то препятствие. Опускаю глаза и удивленно замечаю, что к порогу приставлен все тот же черный нос ее кроссовка.

Романова что, совсем страх потеряла?!

– Ты охренела? – выдаю возмущенно. – Ногу убери!

– Я не уйду, – в глазах Аси плещется испуг, но с места она не двигается. Дрожит, но продолжает буравить меня немигающим взором. – Никуда не уйду, пока ты не скажешь, что случилось с Глебом. Я… Я его друг, Стелла! Я имею право знать!

– Да пошла ты…

– Нет! – истеричка Романова переходит на ультразвук. – Я больше не позволю тебе так со мной обращаться! Не позволю, слышишь?! Я… Я…. – от волнения она начинает заикаться, – я тоже человек, и у меня тоже есть чувства! Я хочу помочь Глебу! Я… Я так переживаю за него…

Закатываю глаза и мрачно усмехаюсь. Ну хоть в чем-то мы с ней похожи.

Именно благодаря Глебу у этой нюни впервые за долгое время прорезался голос. А я впервые волнуюсь за судьбу другого человека больше, чем за свою собственную.

Глеб изменил нас обеих. И мы обе ему обязаны.

– Хочешь ему помочь? – повторяю иронично.

– Очень! – Аси кивает так сильно, что ее голова вот-вот оторвется от туловища.

– Чтобы спасти Глеба, нужны бабки. У тебя есть? – слегка щурюсь, наблюдая за ее реакцией.

– Да-да, – она напоминает китайского болванчика. – У меня есть деньги. Я несколько лет копила. Мама давала мне на обеды, а я…

Пока Романова суетливо сотрясает воздух своим никчемным бредом про сэкономленные карманные деньги, я выуживаю из кармана джинсов бумажку, которую вручил мне Невзоров, и молча протягиваю ей.

– Что это? – трясущимися пальцами она обхватывает серый клочок.

– Это сумма взятки, которую нужно дать ментам, чтобы Глеба отпустили, – поясняю терпеливо, хотя меня так и подмывает по привычке наорать на эту наивную овцу. – Ну что, твои несъеденные обеды тянут хотя бы наполовину?

– Нет…

Ася стремительно бледнеет. Кажется, до нее только сейчас доходит серьезность положения Глеба. И только сейчас она осознает, что, возможно, больше никогда его не увидит.