С отъездом государя тушинский лагерь начал таять, словно снежок, закатившийся в теплую избу. Казачьи, боярские полки один за другим снимались с места и уходили на юг, в новую царскую ставку. Царские приказы грузили документы в сундуки, ключники упаковывали вещи и припасы, длинные обозы один за другим выкатывались на дорогу.

Поляки бегали и протестовали, напоминали, что они тут главные и без их согласия ничего делать нельзя, несколько раз собирали воинский круг и на нем постановляли, что надобно остаться на месте, возмущались и махали саблями, при отъезде Яна Тышкевича дело дошло даже до перестрелки с убитыми и ранеными с обеих сторон, но русские бояре и холопы не обращали на ляхов никакого внимания и спокойно занимались своим делом. Гетман Роман Рожинский, называвший себя самым главным управителем в Тушине, даже попытался помешать переезду силой, но был бит мужиками и вскоре скончался «от истощения сил».

К середине марта в лагере осталась только шляхта. Брошенная хозяевами, она пометалась, повыла от тоски и безнадежности, а потом подожгла постройки и разошлась. Часть – к Смоленску, наниматься на службу к королю Сигизмунду, а часть – в Калугу, проситься обратно в войско русского царя.

В середине марта до Москвы добрались и шведские полки – десять тысяч королевских копейщиков и пять тысяч всадников графа Делагарди. Князь Шуйский так обрадовался сему явлению, что закатил торжества для всей Москвы – прямо как во время своей свадьбы. Столица гуляла несколько дней, а затем Василий Иванович приказал объявить сбор ополчения – идти вместе со шведами против польской короны.

Государь Дмитрий Иванович на это время тревожить своего врага перестал. Уничтожение польского врага казалось ему куда важнее личных обид. Если князь Шуйский готов защищать Русские земли от схизматиков – бить предателя в спину царь всея Руси не собирался.

В начале мая московская армия и вправду начала движение по Смоленской дороге навстречу корпусу гетмана Стефана Жолкевского, чтобы двадцать третьего июня развернуть свои порядки возле деревни Клушино.

Готовясь к битве, русские бояре ставили палатки, разводили костры, варили кулеш.

Шведские полки поставили шатер только для самого полковника, остальные воины обходились подстилкой да местом у общего для своего десятка котелка. В ожидании сражения шведские офицеры ходили без кирас, с однообразными, бритыми по моде, лицами и потому появление в их лагере еще одного сорокалетнего мужчины с узкими усами и маленькой бородкой клинышком, одетого в простой колет из английского сукна и обтягивающие чулки, не привлекло ничьего внимания.