— Адам.

— Нет. Еще две минуты. — Он всосал ее ртом… Боже, да. Вот здесь.

— Прости.

— Еще минуту.

— Я не могу…

— Сосредоточься, Оливия.

Все испортил именно голос. Этот тихий, властный тон, намек на приказ в низком хрипе его слов — и наслаждение накрыло ее, словно волна в океане. Ее разум отключился, и несколько секунд она была не вполне в себе, а потом прошло несколько минут, и к ней вернулось восприятие окружающей действительности, а он все еще лизал ее, только медленнее, как будто без всякой цели, как будто просто хотел доставить себе удовольствие.

— Я хочу лизать тебя, пока ты не потеряешь сознание.

У него были такие мягкие губы.

— Нет. — Оливия сжала подушку в кулаке. — Я… ты не можешь.

— Почему?

— Я должна… — Она пока что не могла мыслить ясно. Ее разум был как в тумане, она заикалась.

Она едва не закричала, когда он сунул внутрь палец. На этот раз он погрузился, как камень в воду, гладко и без препятствий, и ее стенки сомкнулись вокруг, словно приветствуя Адама и желая удержать его внутри.

— Боже. — Он снова лизнул ее слишком чувствительный клитор. Наверное, слишком.

— Ты… — Он согнул палец внутри, прижавшись к самой сердцевине, и наслаждение хлынуло в нее, выплескиваясь через край. — …Такая маленькая, тугая и теплая.

Жар снова затопил ее, вышиб воздух из легких, оставив ее лежать с открытым ртом. Под веками вспыхнули яркие пятна. Он простонал что-то не вполне внятное и на волне ее оргазма просунул внутрь второй палец, и это ощущение наполненности сломило ее. Ее тело расцвело во что-то, больше ей не принадлежавшее, созданное из ярких, высоких вершин и тучных долин. Оливия почувствовала себя тяжелой и бескостной. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем она смогла поднять ладонь к его лбу и легонько оттолкнуть, чтобы заставить остановиться. Адам бросил на нее угрюмый взгляд, но подчинился, и она потянула его вверх, потому что казалось, будто он мог в любой момент начать заново, и потому что ей хотелось почувствовать его рядом с собой. Может быть, он подумал о том же. Он приподнялся над ней, опираясь всем весом на предплечье, его грудь прижалась к ее груди, большое бедро плотно опустилось у нее между ног. На ней все еще были ее дурацкие гольфы, и, боже, Адам, наверное, думал, что она самая стремная партнерша из всех, кого он…

— Можно я в тебя войду?