— Просто. — Он поцеловал ее в ключицу. К этому моменту их дыхание в тишине комнаты стало громким и прерывистым. — Помолчи минутку. Чтобы я не кончил прямо сейчас.

Оливия опустила бедра, и он снова ткнулся в то место. От этого бедра у нее задрожали, и она попыталась раздвинуть их шире. Пригласить его внутрь.

— Может, стоит…

— Стоит?

Она кивнула. К этому моменту они оба были слишком не в себе, чтобы целоваться как-то осмысленно, но, когда его губы коснулись ее губ, они были горячими и мягкими.

— Да.

— Внутрь?

— Если…

Его рука поднялась и схватила Оливию под коленом. Ей никогда бы не пришло в голову так повернуть ногу. Он крепко держал ее открытой.

— Если хочешь.

— Ты настолько идеальная, что я схожу с ума.

Ее сердцевина открылась ему внезапно. Она взяла и затянула его, пока он не достиг дна. Он вошел так глубоко и растянул ее настолько, что она должна была бы просто сломаться, но вместо этого почувствовала себя наполненной, запечатанной, безупречной.

Они оба выдохнули. Оливия подняла руку и дрожащей ладонью обхватила потный затылок Адама.

— Привет. — Она улыбнулась ему.

Он улыбнулся в ответ, совсем чуть-чуть.

— Привет.

Его глаза были матовыми, словно витражное стекло. Он двигался внутри нее всего лишь намеками на толчки, и это заставляло все ее тело сжиматься вокруг него, пока она не почувствовала, как его член дернулся и запульсировал в ней, как барабан. Ее голова упала на подушку, и кто-то стонал что-то гортанное, не в силах это контролировать.

Затем Адам вышел, снова вошел, и они аннулировали правило «без секса». В течение нескольких секунд его толчки превратились из пробных, исследовательских в быстрые, всепоглощающие. Его рука скользнула к ее пояснице, поднимая ее к себе, пока он входил и выходил, входил и выходил и снова входил, двигаясь внутри нее, лаская изнутри, заставляя наслаждение вибрирующей волной подниматься вверх по позвоночнику.

— Так хорошо? — спросил он у ее уха, но вряд ли сумел бы остановиться.

Оливия не смогла ответить. Разве что резким, прерывистым дыханием, тем, как отчаянно пальцы вцепились в простыню. Напряжение внутри нее снова усилилось, стало большим, всеобъемлющим.