– Не выключай телефон. Отвечай на все звонки. И, если не вернёшься через полтора часа домой, пеняй на себя. Ты слышала, что убили мистера Пайнса? Так что я не шучу, Лесли, имей это в виду.

* * *

Трое мужей. Трижды вдова. Бездетная. Если мисс Бишоп не ошиблась, Селена Каллиген – мать Виктора. Неужели об этом никто не знает или мама что-то напутала? И если он её сын, почему у них разные фамилии? Его бабушка тоже Каллиген. Значит, его отец был Крейном? Где он сейчас?

За две недели Скарборо оделся по-осеннему, в золото и багрянец. Я шла через Ленточную улицу к тринадцатому дому на Оук-стрит, сверяясь с картой на смартфоне. По дороге под дубами и каштанами проезжали редкие машины, иногда попадались люди. Я уходила всё дальше от дома, в новый квартал, где никогда не была и никого не знала. Ленточная улица выглядела благополучной, с прекрасными чистенькими домами прекрасных чистеньких жителей. Район более чем благополучный. По иронии, примыкавшая к этой улице тупиковая Оук-стрит была абсолютной противоположностью.

Здесь стояли старые добротные дома. Когда-то они были тоже благополучными, но их время прошло. Каждому здесь нужен был ремонт, у каждого была беда с палисадником или с заросшим газоном. Тем не менее они были как прихорашивающаяся женщина за пятьдесят в добротном и дорогом, но уже старом и немодном пальто. Да, когда-то у здешних жильцов были деньги. И теперь, верно, они кончились.

Неподалёку темнел лес. Он врастал в Оук-стрит и отвоёвывал себе фут за футом, а Оук-стрит храбро пытался укротить липы, ясени и дубы невысокими ограждениями, покосившимися из-за могучих древесных стволов и корней. Дубов было много. Улица полностью оправдывала своё название. Я дошла до самого конца, где стоял уже давно требующий новой покраски и некогда белый дом с серой черепичной крышей, такими же дверью и оконными ставнями. Он был небольшим и, пожалуй, самым неряшливым здесь. На широкой террасе с подкосившимся деревянными столбом было пусто, остальные были облезлыми. Вся терраса была завешана ловцами снов и другими талисманами из перьев, камней и костей. Их было так много, что они выглядели стаей разнопёрых неряшливых птиц, недобро повисших в воздухе.

Никакого ограждения именно здесь не было в помине, только старый облезлый заборчик и начинающийся лесной массив на заднем дворике. Я прошла по дорожке и подметила, что газон никто не стриг, а двор и дом выглядят заброшенными. Словно хозяевам всё равно, как они выглядят, и они всё делали спустя рукава.

Я поднялась по деревянным ступенькам на террасу. Здесь стоял терпкий кисловатый запах, не неприятный – это был запах растений. От земли тоже пахло: мхом, сыростью, чем-то терпким. Похоже, мокрым деревом. В углу стояло два плетёных кресла. Вместо столика был ящик с надписью «Бьющееся» через весь бок, на нём стоял винный бокал, не до конца выпитый. Большие окна были плотно зашторены. Дом казался запертой шкатулкой. Я подошла к нему и нажала на кнопку звонка, испачканную потрескавшейся белой краской и похожую на чёрную пуговицу. В глубине двухэтажного старого чудища, недружелюбно поглядывавшего на меня сумраком окон, металлически задребезжало.