Он просиял. Снова откинулся назад, на подушку, и с улыбкой посмотрел на меня. Он был перевязан и подключён к системе. Но заулыбался ещё сильнее, когда я взяла его за руку и крепко сжала пальцы. Тогда он тихонько, хрипло заговорил. В голос будто насыпали песка.

– Я думал, никогда больше тебя н-не увижу. – Последовал тихий вздох. Вик перевёл дыхание, помолчал. Тогда я поняла, что ему было тяжело говорить. – Боялся, не придёшь.

– Дурак, что ли, – шепнула я. – Я поехала бы за тобой куда хочешь, но меня не пустили в госпиталь.

Он поднял на меня взгляд. Сколько надежды я увидела в его глазах! Смахнув длинную чёлку с глаз на виски, я торопливо продолжила и опустила руки в пакет:

– Знаешь, все ребята за тебя так переживали. Мы спросили у врачей, что можно купить, чтобы ты поправлялся. Собрали передачку. И Дафна, кстати… Дафна… она сама выбирала цветы. Представляешь? Мы…

Он так крепко схватился рукой за моё предплечье и так резко рванул на себя, что я почти упала на больничную койку. Мне едва удалось опереться ладонями о подушку с обеих сторон от его головы, нависнув над Виком. Волосы смешались с его прядями – чёрное с каштановым, и, оказавшись напротив Вика, я замерла, забегала взглядом по его лицу.

– Что ты делаешь?

– На передачку свою любуюсь, – спокойно ответил он, поднимая перебинтованную руку, и отвёл от моего лица чёлку. – Десять минут?

– Да.

Он не произнёс ни одной красивой фразы, не стал размениваться на флирт, не смущался, не пытался меня очаровать. Вик оставался собой, даже когда крепко обхватил меня под бёдра, толкнув себе на грудь, и молча прикоснулся губами к моим и ласково провёл по ним. Мы соприкоснулись кончиками носов. От горла до живота меня обожгло так, что пришлось с тихим стоном выдохнуть в его лицо. Я зарыла пальцы ему в волосы, скользнула по выбритым вискам, закрыла его лицо своими предплечьями, и нам стало темно и тесно. И наконец-то очень хорошо. Он крепко обнял меня за талию. Я скользнула ладонью ему под рубашку и ощутила плотную повязку.

– Как себя чувствуешь?

– Мне наконец-то дали обезболивающее, – серьёзно сказал он, – и, знаешь, п-подействовало.

Мы тихо рассмеялись, прижались друг к другу лбами и прикрыли глаза. Воздух, кажется, маревом дрожал между нами. За дверью кто-то прошёл по коридору, постукивая каблуками. Нам было всё равно. Единственное, чего я хотела, – чтобы мои десять минут обнулили и я могла пережить их заново.

Я вывернулась из его рук и присела на край постели. Вик растерялся.

– Что не так?

Я хохотнула:

– Ты вылитый кот из той рекламы, ну, знаешь… «Котики в рекламе Смоллс хотят побольше корма и чтоб хозяева пореже уходили из дома». – Я пригладила волосы ему на макушке и сама зачесала их назад. Вик закатил глаза. – Ты весь перевязан. На тебе живого места нет. Вылечись и встань на ноги, герой-любовник. Тебе нельзя перевозбуждаться.