Ригель рассмеялся злым смехом, надеясь, что он звучит правдоподобно. Это чертовски больно — так смеяться.

— Думаешь, ты мне нужна? Или твоя идиотская доброта? — прорычал он. — Теперь даже не знаю, что делать с твоими обещаниями.

Ника отвернулась, раненная этими словами, и опустила голову, поэтому не могла видеть, с какой печалью смотрели на нее черные глаза.

Ригель добился, чего хотел: его стараниями на сердце Ники появилась новая рана. Сжимая кулаки, чтобы унять дрожь, он вдруг подумал, что стоять перед ней вот так равнодушно стало, пожалуй, самым смелым поступком, какой он когда-либо совершал.

Наконец Ника ушла. Получилось. Он снова был волком. Они вернулись к своим ролям. Они шли по одной дорожке, но на этот раз с болью в сердце. Ничего уже не будет так, как прежде.

***

«Ты больше не будешь один… Я не оставлю тебя…» — это обещание преследовало меня, когда я убегала. От него, от себя, от того, что произошло.

Все было неправильно: я, Ригель, реальность, которая нас соединила, то, что я чувствовала, то, что не чувствовала, — все!

Я спустилась по лестнице, прошла через кухню на задний двор, в сад.

Когда мне казалось, что я задыхаюсь, меня спасала природа. Она единственная помогала мне дышать. Ночная темнота приняла меня в свои объятия, и я прислонилась к стене дома, медленно оседая на пол веранды.

Глаза Ригеля — мое обещание растаяло в них, и свет погас. И все же я готова повторить свои слова, потому что я не обманывала. Невозможно лгать, глядя в его глаза.

Как мне теперь смотреть на него? Как мне существовать рядом с Ригелем и не иметь возможности к нему прикоснуться, не сметь мечтать о нем? Как принять чью-то любовь, если мне нужно только искалеченное сердце Ригеля? Как продолжать считать его своим братом?

Я как будто раскололась напополам и была в полной растерянности.

Жизнь словно насмехалась надо мной. «Какую половинку сердца выберешь? — как будто шептала оно мне злобно. — Тебе придется жить только с одной половинкой, потому что вторая должна умереть. Так какую выберешь?»

Я чувствовала себя раздавленной, беспомощной. Но точка невозврата пройдена, слишком поздно поворачивать назад.

В кармане завибрировал мобильник. На экране открылось длинное сообщение. Я не сразу смогла прочитать его затуманенными от слез глазами. Лайонел просил прощения за случившееся, за то, что заявился среди ночи. Слов было много, слишком много для меня, измученной и печальной. Я тупо смотрела на текст, когда на экране вдруг вспыхнуло «Лайонел». Не было ни сил, ни желания с ним разговаривать. Нет, не сейчас!