Проговорив все это на одном дыхании, Асия несколько раз глубоко вздохнула, чтобы отдышаться, и я заметала слезы на ее ресницах. Ее жесткий взгляд потеплел. Она никогда не смотрела на меня так. Никогда, ни разу. Я была потрясена. Аделина тоже смотрела на нее, чуть ли не открыв рот от удивления.

Асия отвернулась, словно пряча от меня лицо, возможно, обожженная этим неожиданным эмоциональным взрывом. Ее блестящие глаза снова остановились на Ригеле.

— У тебя по-прежнему есть выбор, — мягко сказала она, — не отказывайся от него.

Она резко повернулась, чтобы уйти, ее пальцы нервно теребили сумочку, плечи напряглись.

— Асия!

Она остановилась, затем обернулась и уже более спокойно посмотрела на меня — маленькое существо под больничным одеялом с изможденным личиком и огромными глазами, полными хрупкого света.

— Приходи еще.

Что-то сверкнуло в ее глазах, и в следующее мгновение она скрылась за дверью, на прощание кивнув Аделине.

Вроде бы ничего не изменилось, но все же в тот момент мне показалось, что теперь я видела мир яснее.

— Аделина, у меня есть просьба.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Мои пластыри, ты не могла бы их мне принести?

Аделина долго смотрела на меня, прищурившись, будто расшифровывала про себя тайный смысл моих слов. Затем улыбнулась.

— Конечно.

Когда цветные пластыри снова оказались в моих руках, я почувствовала, как будто внутри меня расправилась сжатая пружина. Я долго их перебирала и из всех цветов выбрала те, которые считала своими, а значит, вновь обрела потерянную часть себя.

Желтый — глаза Клауса. Светло-голубой — такого цвета глаза у Анны и Аделины. Зеленый — спокойный, как Норман с его робкой улыбкой. Оранжевый символизирует живость Билли, а цвет морской волны — загадочность Мики. Красный — это Асия с ее своенравным, как огонь, характером.

И, наконец… наконец, фиолетовый — такой же, как тот, что я приклеила к груди Ригеля той ночью в его комнате.

Глядя на свои теперь разноцветные пальцы, я поняла, что, даже если у любви разные оттенки, то каждый из них затрагивает одни и те же струны — струны сердца. И все вместе они управляют уникальной невидимой силой, почувствовать которую способна лишь душа.

Последующие дни были не менее трудными.

Мой желудок превратился в тугой узел, который, казалось, отказывался принимать еду. Как только начинались рвотные позывы, Анна бросалась ко мне, стягивала с меня одеяло и помогала повернуться на бок, прежде чем я возвращала съеденное на пол.