Светлый фон

С этого момента день понесся на бешеной скорости, будто «Тысячелетний сокол»[128] в гиперпространстве. Лишь оказавшись на пароме, Кейт вдруг занервничала.

Зрители посмеются над ней, скажут, что она могла бы добиться в жизни большего, стать чем-то большим.

И все увидят, какая она толстая.

Когда машина подъехала к дверям студии, она осталась сидеть внутри, опутанная кошмарными видениями.

– Мне страшно, – сказала она Джонни.

Мара, закатив глаза, одна направилась ко входу.

Джонни взял Кейт за руку, отстегнул ремень безопасности и помог ей вылезти из машины.

– Ты отлично справишься, – пообещал он по пути к лифту. В студии было полно народу, люди бегали туда-сюда, орали друг на друга. – Все как в старые добрые времена в новостях, помнишь?

– Кейт!

Услышав, как ее имя прокатилось по запруженному людьми помещению, Кейт заозиралась. Талли, стройная и невероятно красивая, пробиралась к ней, раскрыв объятия.

Как только она притянула к себе Кейт, беспокойство на мгновение отступило. Это ведь не какая-нибудь телепередача, это программа Талли. И ее лучшая подруга позаботится о том, чтобы все прошло хорошо.

– Я немножко нервничаю, – призналась она.

– Немножко? – фыркнула Мара. – Да она истерит как «Человек дождя».

Рассмеявшись, Талли взяла Кейт под руку:

– Не о чем волноваться, ты шикарно выступишь. Все ужасно рады, что вы с Марой к нам пришли.

С этими словами Талли отвела их в гримерку и оставила на попечение визажистов.

– Ужасно волнительно, – сказала Кейт, усаживаясь перед огромным зеркалом. Визажистка – звали ее Дора – немедленно занялась ее макияжем.

За соседним столом другой визажист принялся гримировать Мару.

Кейт смотрела в зеркало не отрываясь. Очень скоро в соседнем кресле уже сидела незнакомка – женщина, которой Маре еще только предстояло стать. В накрашенном лице дочери Кейт увидела будущее, угадала правду, которая до сих пор скрывалась от нее под трогательной вуалью детства. Скоро Мара начнет ходить на свидания, водить машину, а потом и вовсе уедет в колледж.

– Я тебя люблю, моя кроха, – сказала она, нарочно используя слово, давно пылившееся на полках прошлого, рядом с плюшевым Элмо и коробкой для обедов с Винни-Пухом. – Помнишь, как мы с тобой танцевали под те старые песни Линды Ронстадт?[129]