С этого момента день понесся на бешеной скорости, будто «Тысячелетний сокол»[128] в гиперпространстве. Лишь оказавшись на пароме, Кейт вдруг занервничала.
Зрители посмеются над ней, скажут, что она могла бы добиться в жизни большего, стать чем-то большим.
И все увидят, какая она толстая.
Когда машина подъехала к дверям студии, она осталась сидеть внутри, опутанная кошмарными видениями.
– Мне страшно, – сказала она Джонни.
Мара, закатив глаза, одна направилась ко входу.
Джонни взял Кейт за руку, отстегнул ремень безопасности и помог ей вылезти из машины.
– Ты отлично справишься, – пообещал он по пути к лифту. В студии было полно народу, люди бегали туда-сюда, орали друг на друга. – Все как в старые добрые времена в новостях, помнишь?
– Кейт!
Услышав, как ее имя прокатилось по запруженному людьми помещению, Кейт заозиралась. Талли, стройная и невероятно красивая, пробиралась к ней, раскрыв объятия.
Как только она притянула к себе Кейт, беспокойство на мгновение отступило. Это ведь не какая-нибудь телепередача, это программа Талли. И ее лучшая подруга позаботится о том, чтобы все прошло хорошо.
– Я немножко нервничаю, – призналась она.
– Немножко? – фыркнула Мара. – Да она истерит как «Человек дождя».
Рассмеявшись, Талли взяла Кейт под руку:
– Не о чем волноваться, ты шикарно выступишь. Все ужасно рады, что вы с Марой к нам пришли.
С этими словами Талли отвела их в гримерку и оставила на попечение визажистов.
– Ужасно волнительно, – сказала Кейт, усаживаясь перед огромным зеркалом. Визажистка – звали ее Дора – немедленно занялась ее макияжем.
За соседним столом другой визажист принялся гримировать Мару.
Кейт смотрела в зеркало не отрываясь. Очень скоро в соседнем кресле уже сидела незнакомка – женщина, которой Маре еще только предстояло стать. В накрашенном лице дочери Кейт увидела будущее, угадала правду, которая до сих пор скрывалась от нее под трогательной вуалью детства. Скоро Мара начнет ходить на свидания, водить машину, а потом и вовсе уедет в колледж.
– Я тебя люблю, моя кроха, – сказала она, нарочно используя слово, давно пылившееся на полках прошлого, рядом с плюшевым Элмо и коробкой для обедов с Винни-Пухом. – Помнишь, как мы с тобой танцевали под те старые песни Линды Ронстадт?[129]