Доктор Тиллман выступил из тени и направился к своему креслу.

– Порой матери, в особенности контролирующие и доминирующие, собственноручно разрушают хрупкую психику своих детей, даже не осознавая этого. Такие дети напоминают растения, которым не хватает свободного пространства, чтобы по-настоящему расцвести. Им нужно вырваться на свободу, набить собственные шишки. А мы им только мешаем, когда оплетаем их сетью правил и жестких запретов, притворяясь, будто в этой сети они в безопасности.

Кейт вдруг совершенно отчетливо осознала, что именно здесь происходит.

Ее обвиняют в том, что она плохая мать, – на федеральном телевидении, на глазах у ее семьи.

Она вырвалась, отступила от Талли:

– Что ты вытворяешь?

– Тебе нужна помощь, – произнесла Талли спокойно, с ноткой грусти в голосе. – И тебе, и Маре. Я боюсь за вас. Твой муж боится за вас. Он умолял меня помочь. Мара давно хотела поговорить с тобой об этом, но не решалась.

На сцене, широко улыбаясь, появилась Мара.

Кейт почувствовала, как на глазах выступают слезы, и собственная очевидная уязвимость лишь подогрела ее гнев.

– Поверить не могу, что ты так со мной поступила.

К ним подошел доктор Тиллман:

– Не сердитесь, Кейтлин, Талли лишь по-дружески пытается вам помочь. Вы топчете ранимую душу дочери. И Талли надеется, что вы сможете пересмотреть свои воспитательные практики…

– Она, значит, поможет мне стать хорошей матерью? – Кейт повернулась к Талли: – Ты? – Она посмотрела на зрителей: – Хорошенькие советы можно получить от женщины, которая понятия не имеет, что такое любовь, что такое семья, на какие жертвы женщинам приходится ради этого идти. Талли Харт сроду никого не любила, кроме себя самой.

– Кейти, – в голосе Талли звякнуло предостережение, – мы в прямом эфире.

– Это единственное, что тебя волнует, да? Твои сраные рейтинги? Ну что сказать, надеюсь, они тебе подадут стакан воды, когда состаришься, потому что никого и ничего другого у тебя не останется. Да что ты понимаешь в любви и в материнстве? – Глядя на нее, Кейт чувствовала, как в горле поднимается тошнота. – Тебя даже твоя собственная мать не любила. Ты же душу готова продать ради славы. Хотя погоди, уже продала. – Она повернулась к аудитории: – Вот она, ваша звезда, ребята. Такая охренительно нежная и заботливая, что ни единого раза в жизни ни одному человеку не сказала, что любит его.

Кейт сорвала с себя микрофон и аккумуляторы, швырнула их на пол и, схватив Мару за руку, пулей вынеслась со сцены.

За кулисами к ней бросился Джонни, обнял ее, прижал к себе, но даже тепло его тела неспособно было согреть ее. Следом подбежали ее родители и близнецы, все они столпились вокруг Кейт и Мары.