– Buona sera, – сказала она.

Крепко скроенный молодой человек с черными волосами поднял глаза.

– Signora? – сказал он. Потом на секунду зажмурился и, открыв глаза, повторил изумленным тоном: – Signora? – На его лице отражалось смятение, борьба чувств. – Signora… Non è possible![99] – проговорил он и шагнул по направлению к ней, вытянув вперед руки.

Это был Альфредо, старший сын Марио и Габриэллы. По странному стечению обстоятельств Синьора зашла в принадлежащий ему ресторан.

– È un miracolo[100], – сказал молодой человек, расцеловав ее в обе щеки и усадив на стул.

Синьора села и крепко ухватилась за стол. От неожиданности у нее закружилась голова, и она боялась потерять сознание.

– «Stock Ottanta Quattro»[101], – сказал Альфредо и налил ей целый стакан крепкого итальянского бренди.

– No grazie… – Она поднесла стакан к губам и сделала глоток. – Это твой ресторан, Альфредо?

– Нет-нет, Синьора, я здесь только работаю. Мне нужны деньги.

– А как же ваша гостиница? Гостиница твоей матери? Почему ты работаешь не там?

– Моя мать умерла, Синьора. Уже полгода, как ее нет на свете. А ее братья – мои дядья – во все вмешиваются, решают все за меня, хотя ничего не понимают. Нам там больше нечего делать. Энрико, правда, в Аннунциате, но ведь он еще ребенок, а вот мой брат, который уехал в Америку, написал, что больше не вернется. Я же приехал сюда, в Рим, чтобы чему-нибудь научиться.

– Значит, твоя мама умерла… Бедная Габриэлла! Отчего она скончалась?

– У нее был рак. Его обнаружили уже через месяц после гибели отца. Она сгорела как свечка.

– Я так тебе сочувствую! – проговорила Синьора. – Ты не представляешь, как мне жаль!

И вдруг внутри ее прорвалась какая-то плотина. Это было уже чересчур: Габриэлла, которая умерла теперь, вместо того чтобы исчезнуть много лет назад, обжигающий бренди в горле, неудача с ужином для группы, Марио в своей могиле рядом с Аннунциатой… Она рыдала и рыдала, не в силах остановиться, а сын Марио гладил ее по волосам, пытаясь успокоить.

Конни лежала на постели, обернув усталые ступни махровыми салфетками, пропитанными холодной водой. Почему она не взяла в поездку бальзам для ног или хотя бы свои мягкие, словно перчатки, туфли? Наверное, потому, что не хотела демонстрировать далекой от всего этого Синьоре косметичку с роскошными кремами, а товарищам по поездке – обувь, которая стоит больше, чем каждый из них зарабатывает в месяц. Ну вот, а теперь за щепетильность приходится расплачиваться. Завтра она сможет ускользнуть от группы, поехать на Виа Венетто и в качестве компенсации за свои теперешние мучения купить пару прекрасных итальянских туфель. Никто этого и не заметит, а если даже заметит – пусть! Эти люди не одержимы страстью к шмоткам и не страдают комплексом неполноценности. Они не такие, как Гарри Кейн.