– Уже нет, – отрезал он.

– Ну да, Грания выходит замуж, но в остальном-то все остается по-прежнему.

– Нет, все изменилось. Изменилось радикально.

– Я не могу слушать это, Эйдан, мне нужно принять одно очень важное решение.

– Они хотят, чтобы ты вернулась на Сицилию, я угадал?

Сердце Эйдана часто стучало, лицо напряглось.

– Да, ты угадал.

– Я никогда не спрашивал тебя, почему ты уехала оттуда.

– Не спрашивал.

– И о том, что держало тебя там так долго.

– Ну и что из того! Я тоже не задаю тебе личных вопросов и ни о чем тебя не расспрашиваю, хотя мне было бы очень интересно получить кое-какие ответы.

– Я отвечу на любой твой вопрос, обещаю тебе, ничего не утаю.

– Давай подождем. Рим не самое подходящее место для того, чтобы играть в «вопросы и ответы».

– Но если не сделать этого, ты можешь навсегда уехать на свою Сицилию, и тогда…

– И что тогда? – мягко спросила Синьора.

– И тогда вся моя жизнь потеряет смысл, – сказал Эйдан, и его глаза наполнились слезами.

В пять часов вечера в четверг в особняк семьи Гаральди прибыли сорок два гостя. Все были одеты как на праздник, и у всех были фотоаппараты и видеокамеры. Среди ирландцев прошел слух, что этот дом – из тех, фотографии которых печатают в журнале «Хелло!», и каждый хотел запечатлеть его на память.

– Как ты думаешь, Лоренцо, нам разрешат фотографировать? – спросила Кэти Кларк.

Во всем, что касалось этого визита, Лэдди считался неоспоримым авторитетом.