– Да всякое, Уолтер.

– Расскажи.

– Твоя мать снова начала пить, близнецы танцевали тут по всему дому с какими-то штуками на обуви. Они вывели ее из себя, как никогда, а старина Барти снова ввязался в игру и потерял столько, что сбежал куда-то.

– Но что он мог проиграть? Старине Барти просто нечего проигрывать! – воскликнул Уолтер.

– А как ты думаешь, почему я так встревожен? Я жду, что кто-нибудь придет сюда с требованием…

– Значит, ланча нет? – спросил Уолтер.

– Нет, если ты не приготовишь что-нибудь, – ответил Кеннет.

– А дети уехали к этим чокнутым на Сент-Ярлат-Кресент?

– Нет, я не мог их отпустить, так как их чертовы прыжки довели твою мать до крайности.

– И где же они?

– Наверное, сидят в своей комнате, дуются…

– Ты бы поосторожнее, отец! Если ты нарушишь какое-нибудь правило, то армия женщин-полицейских набросится на тебя.

– Это мои дети, Уолтер. Я имею полное право решать, куда они пойдут на ланч в субботу.

– Да, отец.

Уолтер многозначительно посмотрел на кухонный стол, на котором не обнаруживалось никаких признаков субботнего ланча для кого бы то ни было.

Шона сидела в своей квартире и читала это письмо в тридцатый раз. Ее приглашал на обед девятнадцатого августа тот, кого она вообще не предполагала больше увидеть.

Лиззи сказала Матти, что он не должен беспокоить Кэти: та и без того в последние дни бледная как полотно. Матти же возразил, что нужно или сразиться сейчас, или сдаться навсегда. Тот человек, который сунул ему в ладонь однофунтовую монету, без труда их одолеет, если они не окажут сопротивления. Попомни эти слова, близнецам могут не позволить танцевать на свадьбе, если сейчас спустить все на тормозах. И учитель танцев ждет их в кухне. А потому Матти сейчас же позвонит Кэти. Но ее не было в Уотервью, и мобильный телефон не отвечал. Матти позвонил в «Алое перо».

Том Фезер ушел из Стоунфилда. Он просто не мог сидеть там и ждать, не вернется ли Марселла, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Он должен был немедленно покинуть это место. Он ответил на звонок: