– И так было легче для других, для тех, кто жил рядом. Когда мой отец возвращался с работы, то мог просто закрыться в своем кабинете и заняться делом, а малышей уносили в детскую, и они его не беспокоили. Я просто говорю, что это нечто вроде системы, одним все дается чрезвычайно легко, а другим – нет.
– Хватит попыток переписать историю! В любом случае твой отец никогда не запирался в кабинете и не заходил в детскую. Он разве не отправлялся в гольф-клуб, едва выйдя из офиса?
– Но дело в принципе, – настаивал Нил.
– А у моего отца нас было шестеро, ползавших по нему в кухне, но это даже на минуту не отвлекало его мысли от того, что происходит в Карраге[3]. – Кэти предпочитала ясность во всем.
Нил приготовил чай, но оставался задумчивым. Он говорил о своей матери и об отце, о том, как они полностью привыкли к своему образу жизни и считали это правильным, как его мать неверно поняла, что Аманда и ее партнер находятся в каком-то шале на озере, и о том, что Сара рассказала о смерти какого-то богатого старика, завещавшего свой георгианский особняк организации помощи бездомным, и все соседи восстали против этого. Огромный эгоизм этого города раздражал Нила. В Африке, по крайней мере в тех местах, где он бывал, у людей другие приоритеты, он встречался с теми, кто по-настоящему проявлял щедрость и либеральное отношение, выступал за социальную ответственность правительств. Он познакомился с одной девушкой из Швеции, и она кого угодно напугала бы рассказом о том, какие налоги платят богатые люди в Швеции, просто чтобы гарантировать всем квалифицированную медицинскую помощь…
И пока он говорил, Кэти просто смотрела на него.
– «Алое перо», – ответил Том.
– Том, пожалуйста, не бросай трубку.
– Марселла… – Голос Тома ничего не выражал.
– Я могу приехать туда, поговорить с тобой?
– Нет, я, вообще-то, уже ухожу.
– Ты идешь домой?
– Нет.
– Я там оставила тебе записку. Она на столе рядом со вчерашней.
– Это не важно, Марселла.
– Но мы ведь не можем оставить все вот так… – недоверчиво произнесла она.
– А почему нет? – спросил Том и повесил трубку.
Он сел и долго смотрел на телефон. Какого черта она ожидала услышать?!
В Стоунфилде Марселла тоже сидела и смотрела на телефон. Он ведь должен когда-нибудь поговорить, пусть хотя бы попрощаться. Так почему не может сказать все сейчас?